Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года - Адам Б. Улам

В противном случае коммунистическим партиям Китая, Индии, Кореи не удастся укрепить свои ряды. Работать в расчете на будущие поколения является весьма благородной задачей, но каждый политик верит, что сможет достичь своей цели, захватив власть в настоящий момент. Где сейчас те меньшевистские лидеры, которые пребывали в вечных сомнениях, «созрел ли момент» для социалистической революции, для захвата власти? Идея советской системы, говорил Ленин, умышленно упрощая ситуацию, проста и имеет отношение не только к пролетариату, но и к крестьянству, феодальным и полуфеодальным отношениям.

Мы помним, как Хрущев сжимал в объятиях Насера, друга Советского Союза, в то время как этот «друг» держал под замком египетских коммунистов. Корни этой политики возвращают нас во времена Ленина. Советское государство имело дружеские отношения с Гамалем, но в это же время он заключал коммунистов в тюрьмы или топил их в Босфоре. Необходимость усиления антибританских настроений вынуждала поддерживать дружеские отношения и с афганским Амануллой-ханом, и персидским шахом. Эти господа преследовали коммунистов, но в определенных обстоятельствах, перед соответствующей аудиторией советское правительство осторожно критиковало их действия. Они были противниками форпоста капитализма, Великобритании, лидерами, как теперь говорят, освободительного движения, поэтому советское правительство обращалось с ними бережно и временами оказывало помощь. В 1920 году Коминтерн организовал в Баку конгресс народов Востока. Здесь неугомонные Зиновьев и Радек выступили в новой роли лидеров угнетенных масс Востока, призывая их начать священную войну против Британии. Радек (еврей, родившийся в Австрийской Польше) выдавал себя за немецкого социалиста, лидера польского социализма, сторонника альянса между немецким национализмом и большевизмом. Теперь он выступал в новой роли: возглавлял борьбу мусульман против неверных.

Следует отметить, что в восточной политике Ленин был куда изобретательнее, чем когда подбивал британских коммунистов на выступления против парламентаризма и профсоюзов, одновременно убеждая их проникать в профсоюзные организации. По марксистским стандартам политика, направленная на союз с национализмом, была захватывающим нововведением. Но для человека, который в далекие женевские дни всерьез искал революционных союзников среди наиболее отсталой, одурманенной предрассудками массы русского крестьянства, это оказалось естественным.

Восточная политика, разработанная Лениным, строилась на реальных стремлениях развивающихся стран. Зарождающаяся интеллигенция Востока видела в большевизме союзника в борьбе против империализма, а Советская Россия являла собой пример общества, пытающегося преодолеть отсталость и покончить с бедностью.

Гениальность Ленина как политика заключается в его способности обесчестить своих противников и посеять сомнения в их душах. его противники в партии не могли устоять перед его обаянием. «Сейчас не время…» для внутрипартийных разногласий, прекращения террора, следования марксистскому учению. Европейская интеллигенция (после Первой мировой войны это понятие, вероятно, можно применить к Западу) испытывала чувство вины в отношении империалистической роли их государств. Мировая война и Октябрьская революция положили начало общему кризису капитализма. На мировой сцене появились новые государства, неспособные добиться политической и экономической стабильности, что было выгодно советской дипломатии и всемирному коммунизму. Перед лицом собственных экономических проблем, зарождающегося освободительного движения западные государства вряд ли были способны осуществить нападение на Россию или выступить единым фронтом против коммунизма.

В прежние дни в Женеве и в Париже русские изгнанники с нетерпением ждали новостей о политических и экономических проблемах царской России. Теперь Ленин использовал старый революционный девиз «чем хуже, тем лучше» в международной политике. его враждебное отношение к «старому лицемеру Вильсону» объяснялось опасением, что Лига Наций может стать жизнеспособным институтом, всемирной организацией. «Вильсон идол буржуазии и пацифистов в духе компании героев II Интернационала… которые молились на «Четырнадцать пунктов» и писали «академические» книги об основах политики Вильсона, поскольку надеялись, что Вильсон спасет «социальный мир», помирит эксплуататоров с эксплуатируемыми, реализует социальные реформы… Кейнс разоблачил Вильсона…»[442]

Ни один изоляционист Среднего Запада не приветствовал выбора Гардинга с большей радостью, чем это делал Ленин. Мы помним, с каким нетерпением Ленин ждал вооруженного столкновения американских и японских «бандитов». Эти «умные и хитрые» западные капиталисты надеялись обмануть Маркса, повысив жизненный уровень рабочих. Но они не могли избежать кровавых революций в своих империях, а главное, собственная жадность заставит их начать войну между собой. Такая точка зрения несколько смущала коммунистов. Помните, как один из них сказал Ленину, что если Япония и Америка развяжут войну, то хуже всего придется их «крестьянам и рабочим». Ленин даже не считал нужным реагировать на подобные высказывания.

Нельзя считать, что ленинская политика в отношении колониальных стран потерпела поражение только потому, что он сам не застал победы коммунизма в этих странах. Он сумел предсказать и проявил завидное тактическое мастерство, обратив внимание коммунистов на те территории, где массам действительно «нечего было терять, кроме цепей». То, что в выигрыше от этой политики оказались поначалу не местные коммунисты, а такие националисты, как Насер и Чан Кайши, нельзя расценивать как неудачу; победа национализма в Азии подорвала влияние западных государств, их престиж. Теперь Запад был уже бессилен остановить начавшийся процесс. После разгрома интервенции Ленин объяснял, что «слабая, истерзанная, растоптанная Россия… одержала победу…» над «богатыми, могущественными странами, которые управляли миром… Почему?…потому что между этими странами не было и тени единства, потому что все они имели разные цели…»[443]

Большое влияние русских на зарубежные коммунистические партии основывалось не только на престиже единственного в мире коммунистического государства и финансовой помощи, которую Советское государство предоставляло зарубежным товарищам даже в те дни, когда голодающая Россия с трудом могла позволить себе подобную роскошь. Оно базировалось на особенностях советской тактики. Кто за границей мог так ловко манипулировать марксистскими категориями, проводить исторические параллели и выявлять суть вопроса, одним словом, действовать так же умно, как товарищ Ленин и его помощники?

Интеллектуальные традиции XIX века, заложенные социал-демократией, призывают называть вещи своими именами. Идеология II Интернационала основывалась на здравом смысле: левый социалист – это тот, кто верит в революцию, правый социалист видит достижение цели путем эволюции и ненасильственных методов. Теперь этот упорядоченный мир понятий был полностью разрушен. Временами коммунисты демонстрировали большую сдержанность, чем конституционно настроенные социалисты, а временами призывали массы на баррикады; «созидательные парадоксы коммунизма», как называл их Сталин. В контексте русской революционной традиции имело смысл жонглировать понятиями, неожиданно изменять идеологический курс. Но зарубежным товарищам было непонятно, как это можно списывать в расход союзников и всячески превозносить бывших врагов; им приходилось просто принимать все на веру. Только из опасения стать посмешищем известные западные коммунисты, не утратившие здравого смысла, воздерживались от восклицания: «А король-то голый!» Позже они не захотели разрывать долгосрочные связи, отделяться от движения, которое, при всей его порочности, защищало их. Проще говоря, это был цинизм.