Да не судимы будете. Дневники и воспоминания члена политбюро ЦК КПСС - Петр Шелест

5—15 октября. Находился в Пицунде, куда прилетел из Бухареста. Погода стоит хорошая. Был в Сочи, осмотрел город, новый цирк, морской порт. Посетил на специальном морском судне Сухуми, познакомился с парком, портом, побывал на могиле Нади Курченко. Позвонил в Киев, разговаривал с Ляшко — открепили моих от спецбазы. Подлецы, что же они делают? Этого ведь ни забыть, ни простить нельзя! Настроение испорчено, окончательно и надолго.

18 октября. После отпуска приступил к работе. Просматривал почту. Щербицкий при поддержке и руководстве Брежнева совсем распоясался. Думал я, что это непорядочный человек, но не допускал, что это такая сволочь, подхалим и льстец. Надо всей этой подлости давать решительный отпор. Но я чертовски устал. Я не мог быть и не буду никогда подхалимом и льстецом. Кто льстит, тот не уважает ни того, кому льстит, ни себя. Я этого не могу терпеть. Мне стало совершенно ясно, что Брежнев задался целью постепенно сбивать мою растущую популярность, подрывать доверие ко мне, а если бы он мог, он готов и скомпрометировать меня.

20 октября. Сегодня из Киева приехал Виталий. Он мне передал много неприятных новостей, разговоров и сплетен. Его по работе начинают притеснять, не дают разрешения на выезд в ФРГ по линии АН СССР, хотя имеется личное приглашение Гамбургского университета. Это все дело рук украинских «деятелей». Одним словом, пришли к власти и господствуют интриганы, подхалимы, льстецы и подлецы, а их кое-кто поощряет из Москвы. Все, что делается, нелегко мне переносить. Сегодня по делам в Киев уезжает Иринка, ей там при такой обстановке будет нелегко. Надо ее основательно поберечь.

Переговорил по телефону с Черненко и Капитоновым, спросил их, нет ли каких-либо документов обо мне, так как идет бешеная организованная травля. Они оба спокойно ответили, что они никакими документами или материалами не располагают — я им почему-то верю. Значит, разгул травли идет из центра, причем организованно, при прямой поддержке Брежнева. Какой же он двуличный человек! Суслов от прямой со мной встречи всячески уклоняется.

На Украине беспощадно расправляются с кадрами, которые имеют свою точку зрения и принципиальность. Убрали секретаря ЦК КПУ по идеологии Овчаренко с формулировкой: «С работой справлялся неудовлетворительно. По ряду вопросов идеологической работы занимал нечеткие позиции. Проявлял непоследовательность и даже беспринципность, за что критиковался на XXIV съезде КПУ и на пленумах по идеологическим вопросам. Укрепить руководство». Все это шито белыми нитками. Критика недостатков не дает права для расправ, он стоял идеологически на правильных позициях. Даже в Москве был на хорошем счету такого «идеолога», как Суслов. И одно время его хотели даже забрать в идеологический отдел ЦК КПСС. Что же случилось? А просто избиение хороших, способных, честных, имеющих свое собственное мнение, но неугодных новому руководству работников. Тем более что Овчаренко многое знал о том «заговоре», который вили вокруг меня. Он неоднократно об этом мне намекал, но я не мог допустить мысли о такой подлости. После моего «ухода» он в определенной среде обо всем рассказывал, его «засекли» органы КГБ, и вот он стал неугодным работником.

Поздно вечером по телефону ВЧ говорил со Щербицким. Он довольно обстоятельно докладывал по всем хозяйственным вопросам и делам в республике. Затем я прямо спросил его, что за возня идет на Украине вокруг меня. Он ответил, что много идет всяких разговоров по кадровым вопросам по Киеву, Одессе, Херсону, которые затрагивают меня. Я сказал Щербицкому, что все вопросы кадров по этим и другим областям и городам — их выдвижение, освобождение, перемещение — решались коллегиально всеми, почему же я должен быть один в ответе, если что и получилось не так, как мы бы хотели? Щербицкий замолчал, потому что нечего было сказать. Дело было в другом. Очень прискорбно, что у нас, в нашей партии, среди руководящего состава культивируется порочная практика. Она и порождает явления, когда отдельные «руководители» ползают перед тобой, когда ты обладаешь властью, и тут же, через час, безбожно клевещут, чернят все и вся, когда уходишь на другую работу. Все ясно, что все это делается с поощрения центра, но ведь здесь тоже не вечные люди.

27 октября. Я все чаще и чаще задумываюсь над вопросом: почему среди нас, коммунистов-единомышленников, среди руководящего состава, существует такая коварная подлость, жестокость, необъективность и несправедливость по отношению к бывшим товарищам по работе при перемене его места и должности? Где же гуманность, о которой мы так «прекрасно» говорим? Где товарищество, уважение друг друга? Всего этого по-настоящему-то и нет. Нас губят, разъедают подхалимство, лесть, угодничество, трусость за свое положение. Борьба за власть стала еще сильнее и ожесточеннее, чем в прошлом за частную собственность. Власть — значит все. Вот так и действует Брежнев по принципу: «разделяй и властвуй». А кто ему и что может сказать — нет такого человека и даже коллектива. Все это очень плохо и даже трагически может сказаться на воспитании нашей молодежи, подрастающего поколения. Потеряют они веру во все святое, за что пролито так много крови и положено жизней. Человеку честному, справедливому, которому противно приспособленчество, угодничество, лесть и подхалимство, двурушничество, очень трудно жить и работать. Когда же этому всему позору будет конец в нашей коммунистической среде? Очевидно, тогда, когда партийный руководитель будет подотчетен какому-то органу не формально, а по существу. Мне временами до безумия жалко близких товарищей, сыновей, внуков, Иринку, всю семью. Ради этого надо крепиться. Но все равно справедливость должна восторжествовать.

6–8 ноября. Торжественное заседание, посвященное Великой Октябрьской революции. 7 ноября был на трибуне Мавзолея вместе со всеми членами политбюро. Холод стоит изрядный. Парад и демонстрация прошли хорошо. Прием — скучно, формально, тускло. Вот и в Киеве впервые за многие годы праздники прошли без меня. На душе горечь.

Хорошо, что закончились праздничные дни. В рабочее время все же немного забываешься.

11 ноября. Мне сообщил начальник 4-го Главного управления Минздрава СССР тов. Чазов Е. И.[139], что состояние здоровья Брежнева неважное, что ему сделана операция.

Девиз подлецов, авантюристов гласит: «Я имею право предавать близких мне людей, но никогда я не позволю никому из них предать меня». Все больше становится заметным проявление честолюбия, разжигание «культа» Брежнева. Со своими коллегами, не допускающими лести, подхалимства, угодничества, более способными его по организационным вопросам, умнее его и лучше разбирающихся в делах, он расправляется изуверски, утонченно и довольно жестоко. Что будет дальше? Ведь мне уже все равно хуже не будет, но дела-то нашей партии от этого будут страдать. А Брежневу кажется, что он прав, поступая таким образом, не подумав над тем, будешь ли ты прав завтра, будешь ли прав перед историей, перед партией, народом?