Никогда_не... - Таня Танич

— Ты здесь? — говорю я, все ещё не видя его, но чувствуя, очень остро чувствуя. Эти эмоции такие сильные и горячие, кажется, весь мир состоит из них, воздух пропитался и дышит жаром, проходя сквозь меня. Хочется растворяться в беспечном безумии, таком фантасмагорическом, как все в этом мире, но, в то же время, потрясающе реальном. Сердце, колотившееся всю ночь, делает резкий удар и пронзительно обрывается, вспыхивая ритмичной пульсацией, я чувствую это биение изнутри, и каждый толчок такой упоительно сладкий — надо же, какое это счастье, когда так бьются и пульсируют чувства.

Чтобы удержать, запомнить это мгновение, переворачиваюсь, сжав колени, судорожно сгребаю простынь пальцами — если я не буду держаться, то соскользну, улечу и провалюсь в такие дали, из которых просто так не выбраться, а я… Я хочу в реальность.

Я почти проснулась — мне надо воздух, надо кислород, в том странном мире его стало слишком мало. Или я дышала так жадно, что выпила весь?

Сон все ещё не хочет меня отпускать, я балансирую на грани, стараясь зацепиться за реальное, только сейчас понимая, что все это мне приснилось. Но сами ощущения — они настоящие, они более чем настоящие. Мое тело покрыто испариной, ночная майка съехала с плеч и перекрутилась, пряди волос прилипли к вискам, а сердце колотится как бешеное — уже на своем, прежнем месте. Но там где оно было раньше, всё ещё живы эти ощущения, и я хочу снова — теперь здесь и с ним.

Артур тоже проснулся — приподнявшись на локте, он смотрит на меня, как мне кажется, не минуту и не две, гораздо дольше. В рассеянно-мягком утреннем свете, с удивлением замечаю, что его глаза потемнели, в самом прямом смысле — и только потом понимаю, что это расширившиеся зрачки почти перекрывают всю радужку. От этого его взгляд становится дико притягательным и как будто гипнотизирующим.

— Это всё ты, — говорю ему, понимая, что проснулась окончательно. — Ты мне снился. Я украла тебя у тебя, пока ты спал. Ты не чувствовал этого, нет?

Вместо ответа, он наклоняется надо мной и резко переворачивая на спину, вжимает в подушки, без слов стягивая майку и пижамные шорты, — ну наконец-то, все правильно, к черту одежду!

Я не так напряжена, как тогда, когда засыпала, а он весь как натянутая струна — и я чувствую это каждой клеткой кожи.

— Мы одни? — только и успеваю спросить я. — Мы точно одни? — и, получив ответ согласным кивком, не даю ему даже произнести «да», потому что целовать его хочется больше, чем дышать. Пусть больше не сдерживается, в этом нет смысла — мы же одни. Пусть всё будет сильно и яростно, горячо и до последнего вздоха. Пусть он смотрит мне прямо в глаза, как в наше первое утро, а я, повторяя его имя, буду ловить каждый вдох и выдох, делить с ним дыхание и пульс на двоих.

— Ещё… — его шёпот обжигает мои губы. — Ещё скажи, громче.

Я снова и снова называю его по имени, несу какой-то влюблённый бред, одновременно с этим даже не понимая, нет — мой мозг давно отключён, — а чувствуя уверенность, идущую изнури, что ничего из этого не может быть неправильным. Ничего из того, что есть между нами. Кто бы что ни сказал, с чем бы ни пришлось столкнуться. Потому что правильно то, что по-настоящему, что пробивает любые привычки и убеждения, трогает самые потаенные и чувствительные струнки, пусть для этого приходится сломать шаблоны, забыть все «за» и «против». Ради такого — стоит.

Его взгляд все ещё остаётся затуманенным, живот, тесно прижатый к моему, едва ощутимо подрагивает, а тяжесть дыхания вжимает меня в постель.

— Ты такая охеренная… — говорит он, от чего на моих щеках ещё сильнее проступает пунцовый румянец. — Мне просто крышу сносит от тебя.

Ох, как же здорово. Я — охеренная, а ему от меня сносит крышу.

— Знаешь… — Артур все ещё не спешит отдаляться, на его припухших и раскрасневшихся от моих поцелуев губах, блуждает улыбка. — Я хочу, чтобы всегда было так. Как здесь.

— Да ладно тебе… Будет ещё лучше, — смущаясь как девчонка, говорю я и только потом понимаю, что он о чём-то другом.

— Я знаю, Полин. Но я не про нас — тут никаких сомнений вообще. Я про то, где мы будем жить.

— Ты… о чем?

— Я хочу нам дом. Такой, чтобы был похож вот на это место. Любая квартира, даже самая крутая — это общак. А я хочу, чтобы все было только для тебя и для меня. Чтобы ни на кого не обращать внимания, ни под кого не подстраиваться.

— Фигассе… Дом? — выдыхаю я даже не от растерянности, а от понимания того, как быстро и сильно он меняется прямо на глазах, как сбрасывает с себя панцирь «я должен» и начинает слушать своё «я хочу». — Это тебя так соседи и бабули, шпионящие под дверью допекли? Но у меня в столице таких нет, половину народу я даже не знаю, и вообще — у нас в новостройках редко кто с кем даже здоровается.

— Нет, не только это. Свой дом, своя территория, свои правила. Полностью свои, понимаешь?

— Понимаю, — кажется, кое-кому свобода совершенно ударила в голову, и это… это прекрасно! — Как маленький автономный округ?

— Вроде того, — кивает он с улыбкой. — Знаешь, никогда бы не подумал, что захочу это. Наоборот, всегда над дедом прикалывался с этим его: «Мой дом-моя крепость, моя земля». А теперь дошло. Есть в этом что-то такое… настоящее. Когда хочешь прожить с кем-то настоящую жизнь. Так, чтоб ни на кого не оглядываться.

— Видишь, я же говорила, что ты откроешь в себе такое, о чем даже не догадывался. А теперь до тебя дошло и ты хочешь быть феодалом? — на секунду представляю наше имение, затерянное где-то в хуторах, и неприлично громким образом хохочу. — Предупреждаю сразу, за город я жить не поеду! Помещица из меня никакая!

— Да нет. В городе! — горячо разубеждает меня Артур, все больше увлекаясь своей идеей. — Ну есть же у вас там какие-то коттеджные районы?

— Ты знаешь, есть. Только такие дома стоят столько, что мне пахать и пахать безвылазно придётся пару-тройку лет, хватая все подряд заказы, даже самые пошляцкие и ниочемные.

— Да ну… Почему тебе? А я зачем? — Артур на самом деле возмущён моими словами.

— И тебе придётся, в таком же режиме, — продолжаю задирать его я. — В том, что ты и без того пахать будешь, я не сомневаюсь. Так делай это хотя бы ради удовольствия, а для того, чтобы срубить бабла побыстрее.

— Одно другому не мешает. Нет, Полин, я серьезно! — воодушевившись, Артур, разжимает руки, отпускает меня и быстро перекатываясь на свой край, встаёт с кровати. — Да хоть бы купить какой-то старый неликвид, и постепенно его переделать и достроить. Этот твой Вэл… если его прижать, он и проект сделает, мы под него смету рассчитаем, а это уже какая-никакая конкретика.

— Не надо прижимать Вэла, если не хочешь его смерти! Он нам всем пригодится ещё, Артур, не надо! — продолжая смеяться, я перекатываюсь по кровати вслед за ним, и ложусь поперёк ее. Провожу руками по шее, груди, спускаюсь вниз к бёдрам, на которых все ещё горят прикосновения его губ, все тело слишком пропитано наслаждением. Солнечные зайчики, рассыпаясь сквозь многочисленные рамы на окнах, падают на меня, согревая и щекоча теплотой — и понимаю, что если и есть в жизни короткий миг абсолютно счастливой безмятежности, то вот он, сейчас. Сгибаю ноги в коленях, прижимая их к себе, ладонями обхватываю лодыжки и, свесив голову с края матраса, смотрю на Артура снизу вверх. Я не знаю, зачем я так хулиганю, во мне просто слишком много радости.