Багровый лепесток и белый - Мишель Фейбер

Она начинает раздеваться среди разора спальни — и тут вдруг вспоминает, почему не может найти свою ночную рубашку. Утром она с таким усердием пыталась соскрести с рубашки пятно засохшей крови, что потом потребовалось заштопать дырку, и — Господи, что делать, если память у меня как решето — оставила рубашку внизу, на спинке стула. Не могу, не могу, не могу. На сей раз она ляжет спать, не переодеваясь в ночное белье.

Неповоротливыми от усталости пальцами она стаскивает с себя платье и нижнюю юбку, но, оставшись в шемизетке и панталонах, осознает, что ее тело покрыто липким потом, а от этого зудит под мышками, в паху и между ягодиц. Плохо держась на ногах, она подумывает, не попросить ли Бога дать ей сил спуститься вниз, выбросить какашки, взять ночную рубашку и согреть воды для мытья, но решает, что это было бы недостойным притязанием на Господне внимание. Она сбрасывает с себя оставшуюся одежду и со вздохом облегчения, голая и потная, забирается в постель.

Только совсем безнравственные или совсем больные ложатся в постель среди бела дня, думает она. Завтра нужно поберечь силы и не перенапрягать это тело, которого она чуть было не лишилась.

Простыни с небесной мягкостью касаются тела, сладкое оцепенение распространяется по нему, и, хотя еще далеко до наступления ночи, которая сделает это позволительным, она чувствует, как погружается в сон. И лишь смутно ощущает тихую возню в постели рядом с собой. Только проснувшись наутро, она обнаруживает, что у нее в ногах угнездился кот — и ему хорошо.

Конфетке мала кровать, которая была впору той женщине, что спала в ней раньше. В долгую первую ночь в доме Рэкхэмов Конфетке — под далекий прерывистый собачий лай — снятся всякие странные вещи. Перед рассветом она так сильно мечется, что длинная голая нога, выбившись из-под простыней, повисает в холодном воздухе и ударяется о бок чемодана. Во сне кажется, что это мозолистые мужские пальцы ухватили ее за икру и пробираются выше.

— Тебе больше не придется дрожать, — говорит миссис Кастауэй. — Пришел добрый джентльмен, он согреет тебя.

Конфетка пробует свернуться калачиком, но ударяется щиколоткой о кровать — и просыпается.

Несколько секунд она растерянно озирается в новой комнате — в темной клетушке, заменившей привычную просторную квартиру на первом этаже Прайэри-Клоуз, всегда мягко освещенную уличным фонарем. Она могла бы подумать, что опять находится в старой спальне у миссис Кастауэй, но эта спальня куда меньше. К тому же из-под кровати странно пахнет — то ли это запах мокрой земли, то ли дух хибары на Черч-лейн, самого первого дома, в котором она жила.

Конфетка перегибается через край кровати, шарит рукой, и ее пальцы натыкаются на грязную груду дневников Агнес. Ах да, теперь она вспомнила. Вчера, как только за Беатрисой Клив закрылась парадная дверь, она прокралась обратно в кладовку и схватила дневники, пока никто не видел. Потом затолкала их под кровать и заторопилась к Софи.

Да, к Софи.

Конфетка ощупью находит спички, зажигает две свечи на уродливом желтом комоде и трет глаза, прогоняя сон. «Я — гувернантка», — напоминает она себе, и мир разом приобретает отчетливость. И она немедленно чувствует резкий укол боли: схватило живот. Несколько дней она почти не ела. Волнение будто заморозило ее, теперь она оттаивает, а живот урчит на разные голоса.

Часы показывают половину шестого. Сколько она проспала? Довольно долго: легла почти сразу после того, как уложила спать ребенка, около семи. Она рассчитывала, что зайдет Уильям, но едва опустила голову на странно пахнущую подушку, как сразу провалилась в сон. Если Уильям и заглядывал — чему нет никаких подтверждений — то, видимо, не стал будить.

Конфетка восстанавливает в памяти события минувшего дня в обратном порядке — от укладывания Софи: девочка засыпает прямо на ее глазах, как по команде. Или только притворяется? Конфетка тоже умеет изображать бессознательное состояние, когда это ей на руку.

«Она просто маленькая актриса, я вас предупреждаю, она вас вокруг пальца обведет, если вы ей хоть полшанса дадите», — один из мудрых советов Беатрисы.

Конфетка вспоминает лицо Софи на подушке, ее ровное дыхание. Накрахмаленные простыни и одеяла лишь до половины прикрывают белую ночную рубашку.

А до этого что было? Слушала, как Софи молится. Долгое перечисление, кого Бог должен благословить. За кого и за что молилась Софи? Конфетка не помнит. Мысль о том, что она наверняка услышит те же молитвы сегодня вечером, и успокаивает, и тревожит.

Но что происходило до молитвы? Ах да, купание Софи в тазу рядом с кроватью. Девочка все сделала сама, Конфетка только набросила полотенце на мокрые плечики. Старалась не смотреть, было неловко, а когда пришла прачка за грязным бельем мисс Рэкхэм, Конфетка даже засмущалась, будто ее застали за каким-то сомнительным делом.

А еще раньше? Да, эта история с порошком Грегори. Беатриса особо подчеркнула абсолютную необходимость давать Софи этот порошок перед сном. Покидая дом, она многозначительно произнесла: «Помните про порошок Грегори!». Однако, когда Конфетка попыталась последовать этому совету, на лице ребенка обозначилось такое отвращение, что пришлось опустить ложку.

— Вам оно не нравится, Софи?

— Няня говорит, без лекарства мне будет плохо, мисс.

— Что ж, — отвечает Конфетка, — если будет плохо, скажите, и тогда я вам дам лекарство…

И высыпала жуткую смесь из ревеня, магнезии и имбиря обратно в жестянку.

Настоящих уроков вчера не было. Конфетка просто пробовала выяснить, чему Софи успела научиться. Оказалось, что много чему, и Софи изрядно утомилась все вспоминать и пересказывать. В основном это были библейские истории и назидания, но немало оказалось и других вещей, которые Беатриса Клив именовала «общими сведениями»; например, какие страны принадлежат Англии, а какие должны бы принадлежать, но не делают этого. Затем детские стишки, стихи о том, как важно быть добродетельной. А лучше всего знакома Софи тема индийских слонов.

— У них уши меньше, — отметила девочка.

— Меньше чего? — спросила Конфетка.

— Не знаю, мисс, — призналась Софи после паузы. — Это няня знает. Всю вторую половину дня, пока факты громоздились на бредни, создавая все большую путаницу, Конфетка раз за разом с улыбкой повторяла:

— Очень хорошо, Софи.

Она просто не знала, что еще сказать. Судя по реакции Софи — девочка так и сияла от гордости и облегчения; она крайне редко слышала слова «хорошо» и «Софи» в одной фразе. А Конфетка вовсю кормила девочку поощрительными репликами, будто угощала недозволенными леденцами, от которых ребенка потом могло и стошнить…

Таким был вчерашний день. Сегодня у Софи должна начаться настоящая учеба. Украшение агнца перед убиением, как однажды сказала миссис Кастауэй, когда Конфетка отважилась спросить, что такое образование.

В полумгле раннего утра, при свечах, Конфетка раскрывает книгу, врученную Беатрисой.