Беспечные ездоки, бешеные быки - Питер Бискинд

Фрэнсис заложил всё, что имел. Он поставил во главе студии Роберта Спиотту, человека, не имевшего для подобной должности ни единого качества, кроме одного — он был другом с колледжа. «Поначалу у меня не было никаких обязательств по картине. Люди из «Чейз Манхэттен бэнк» приходили ко мне домой каждый вечер и предлагали взять всё на себя, я, конечно, отказывался. Тогда они начали давить на Спиотту. Однажды ночью он постучал в мою дверь, я уже спал, сказал, что они договорились и мне необходимо кое-что подписать. По глупости я подписал. Теперь все обязательства перед банком перекладывались на меня».

Но Коппола не сдавался и продолжать играть как прежде, когда оказался в долгах перед «Юнайтед артистс», чтобы закончить «Апокалипсис». Причём играл так, что ни у кого из его спасителей не осталось чувства вины, будто именно он пустил ток через электрический стул. Коппола просчитался только в одном человеке. Джек Сингер, крупнейший канадский владелец недвижимости, ссудил режиссёру несколько миллионов под недвижимость, а потом отозвал кредит и разорил Копполу.

«Джордж не мог взять в толк, как Фрэнсису из года в год всё сходило с рук, — рассказывает Хайк. — Он удивлялся: «Как можно так жить, если я иду в банк и беру деньги на картину, я знаю, что их придётся возвращать». Когда банки обложили Фрэнсиса, он заметил: «Вот видишь, что я говорил». При этом предложил Копполе выкупить у него здание «Столетие» и дом в долине Напа и держать в качестве беспроцентного займа до тех пор, пока тот их сам не выкупит. Обошлось, но Фрэнсис всё равно был благодарен за предложение.

«Каждую пятницу мне приходилось что-нибудь нотариально заверять, после чего он лишался очередного имущества, — рассказывает Скагер. — Он потерял многоквартирный дом в Милл-Вэлли, дом на Хэнкок Парк в Лос-Анджелесе, дом на Бродвее, кинотеатр «Литтл Фокс». Остались только «Столетие» и виноградники в Напа». Мечта обеспечить режиссёрское кино 70-х независимой базой для производства и дистрибуции рухнула.

20 апреля 1982 года Коппола объявил о банкротстве и выставил студию на торги. Вот что говорил Коппола в те дни: «С крахом студии всё полетело в тартарары. Настоящего не осталось. Я ощущал себя мошкой в каменном мешке. Вокруг не оставалось свободного пространства. Жуткое состояние».

В ноябре Фрэнсис приехал в Нью-Йорк на 40-летие Скорсезе. Марти ещё не отошёл от паники, охватившей его после провала «Короля комедии» и краха брака с Изабеллой Росселлини. Возвращаясь с затянувшегося праздничного обеда в «Одеоне», модного ресторана в квартале Трайбека в Нижнем Манхэттене, Скорсезе жаловался Копполе, что его бизнесменеджер конфисковал у него кредитные карты: «Понимаешь, я разорён, у меня — ни цента». Он твердил одно и тоже, пока Фрэнсис не оборвал его: «Марти, успокойся. Ты просто разорён, а я ещё должен 50 миллионов!».

Коппола не исключал, что сыграл свою роль и заговор против него: «Апокалипсис» финансировался исключительно из внесистемных источников. Наверху смекнули, стоит режиссёрам понять, как им следует действовать, тут же рухнет вся иерархическая система агентов и студий. «Калейдоскоп» становился опасен, а при моём увлечении новыми технологиями студия была опасна вдвойне — это был прецедент. А если человек, во-первых, делал столь далеко идущие заявления, как я, а, во-вторых, реализовывал их на практике, думаю такого человека можно объявить не вполне нормальным».

В дальнейшем Копполе так и не удалось создать ничего, сравнимого с шедеврами 70-х. Как-то он сам заметил, что человек, создавший «Крёстных отцов», сгинул в джунглях. Может, он и прав. Возможно, соли лития, которые он принимал, страдая от психоза, так подействовали на его работу. Рассказывает продюсер Ал Рудди, наблюдавший за карьерой режиссёра со стороны, после того, как они разругались на съёмках «Крёстного отца»: «До той картины он был ничто. После стал одним из самых значительных режиссёров мира. Путь тернист и заранее к нему никого не готовят. У него было всё, чтобы стать новым Чарльзом Бладорном. Стоило немного растеряться, и он пополнил ряды режиссёров, что решили жить как в кино, и остались у разбитого корыта».

* * *

К 1983 году Спилберг и Ирвинг опять были вместе, но Стивен так и не решил, стоит ему жениться или нет. А между тем после знаменитого дела Ли Марвина, связанного с выплатой алиментов по иску жены, состоявшей с ним в гражданском браке, все коммерческие директора Голливуда не могли не волноваться за своих клиентов. По словам источника, агент Спилберга, Сэнди Бреслоер, позвонил ему и сказал примерно следующее: «Стив, имей в виду, если собираешься жить с Эми без регистрации брака и дальше, нам следует подготовить добрачное соглашение, которые и ты, и, главное, Эми подпишете. Если этого не сделать, последствия могут быть катастрофическими». Спилберг опасался, что Ирвинг взбрыкнёт и тянул с разговором. Бреслоер не отступал. Однажды вечером, когда пара собиралась уходить, раздался очередной телефонный звонок коммерческого директора:

— Стив, ты поговорил с Эми?

— Нет, но сделаю это прямо сейчас. Режиссёр постучал в дверь спальни.

— Эми! — Что?

— Звонили из офиса Бреслоера и…Мне нужно поговорить с тобой…у них есть бумаги, которые нам следует подписать.

— О чём ты?

— Что-то вроде добрачного контракта и тебе…

— Стив, мы собираемся жениться или нет?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты сам сказал «добрачный контракт»!

— Нет-нет, я не имел в виду контракт вместо регистрации брака, это бумаги о нашем совместном проживании.

После этих слов женщина захлопнула дверь спальни прямо перед его носом.

В день своего 31-го дня рождения, 10 сентября 1984 года, Ирвинг забеременела. Как-то вечером Спилберг обедал в компании друзей Де Пальмы. Как обычно, завёл разговор об Эми:

— Не знаю, жениться или не жениться? А тут ещё беременность, что мне делать?

На это Брайан ласково заметил:

— Может стоит поискать того, кто не имел её стоя?

27 ноября 1985 года Стив и Эми всё-таки сочетались браком. Их сыну Максу было уже 5 месяцев. Крёстным стал Де Пальма. Вспоминает Роббинс: «Когда Стивен решил на ней жениться, я не на шутку заволновался. Шаг ответственный, тем более, если в воздухе пахнет грозой. Между собой они постоянно выясняли отношения: чей этот обеденный стол, чью карьеру обсуждать, может ли он оценить сё интересы — друзей и жизнь актрисы — или нет. Чувствовал он себя не очень уютно. Ребёнок в душе, Спилберг верил в счастливые браки, в индейку на домашнем столе, как на картине у Нормана Рокуэлла, и домочадцев, склонившихся в молитве над столом. Эми в этой идиллии смотрелась драгоценным украшением, ослепительной, одарённой, яо определённо неуживчивой особой, способной на любую провокацию. Было ясно, что лёгкой жизни с ней не предвидится и уют в её доме отнюдь не гарантирован».

Замужество и материнство отношения супругов нс улучшили. Рождение ребёнка выбило её из привычного окружения, да и амплуа инженю теперь было не для неё. «Родила и выпала из обоймы», — заметила она как-то. В 1986 году Ирвинг публично пожаловалась на судьбу: «Я начала карьеру дочерью Жюля Ирвинга. Не хотелось бы завершить сё женой Спилберга или матерью Макса». Далее следовало ворчание, что брак со Спилбергом привёл к тому, что она ощущает себя женой политика.