Сквозь толщу лет - Евгения Николаевна Васильева

немецком стиле и перейти к сухим протоколам, узнаем: усачи выходили из мебели через двадцать, даже тридцать лет после рубки дерева. Усачу, прожившему по меньшей мере сорок пять лет, был посвящен специальный доклад на заседании съезда энтомологов США.

Аналогичные казусы возможны не только в семействе усачей. Изба, в которой появилась на свет златка бупрестис аурулента, принадлежала чуть ли не старику со старухой из пушкинской сказки: 63 года (!) провела личинка этого жука в потемневшем, продымленном бревне, прежде чем развилась в совершенное насекомое — имаго.

Проведены без преувеличения тысячи опытов, в которых личинки, получая несвойственную им пищу, росли в несколько раз медленнее, чем на естественном корме.

Но вправе ли мы рассматривать удлинение одной стадии как увеличение продолжительности всей жизни? Видимо, да. Возьмем, к примеру, цикад. Греческий поэт Ксенарх объявил их «счастливейшими созданиями, чьи жены безголосы и немы». Личинки этих насекомых зарываются на глубину чуть ли не в десять метров и проводят здесь многие годы. Ближе к тропикам цикада развивается 13 лет, а посевернее — 17, почти на четверть дольше. Дозревающие насекомые лепят на поверхности почвы что-то вроде трубки в несколько сантиметров высотой. Через этот ход они и пробираются наружу, вползают на растение, в последний раз линяют, выходят на свободу в форме имаго и несколько дней оглушительно стрекочут (если это самец), призывая немую самку…

Кто не знает майского жука? Личинка его живет в почве три года, но, если на это время выпадает засуха, взрослый жук появляется на год позже. И здесь тот же парадокс: вследствие неблагоприятных условий срок жизни возрастает на целую треть!

Казалось бы, все зависит от внешних обстоятельств. Это бесспорно, однако дело здесь не так-то просто.

Рядом с такими долгожителями существуют насекомые, которые заканчивают развитие, не успев переступить порог дома ни одной из своих шести ножек.

Это бабочки мешочницы — психеи Фабра — родич всем знакомой моли. У мешочниц взрослые самки бескрылы и похожи на личинок. «Самки, — указывает один из классиков энтомологии, — никогда не покидают своих коконов, но откладывают яйца внутри, да кроме того, и внутрь своей куколочной оболочки, где из них вылупляются молодые, крайне многочисленные гусенички».

Мешочницы, конечно, уникум, а поденки-эфемериды разве нет? Семиглазое (два глаза — фасетчатые столбики, два других тоже фасетчатые, из сотен фасеток, словно на висках, и сверх того три простых глазка на темени), безротое («ни следа каких бы то ни было ротовых органов», — свидетельствуют справочники), зато, как правило, дву-, а то и треххвостое создание… У поденки две пары крыльев, а длинное вытянутое брюшко ее — надутый воздухом хитиновый пузырь, и только. Рта у насекомого нет, для чего же пищеварительный тракт?

Первые стадии поденка проводит в воде. Здесь из яйца выходит личиночка, растет, превращается в личинку. Она дышит трахеальными жабрами, а после двух десятков линек, когда личинка становится нимфой, трахеальные жабры сбрасываются. Тут обитатель водной стихии взмывает в воздух.

«Это совершается почти мгновенно, — писал английский натуралист Джон Леббок. — Нимфа всплывает на поверхность воды, кожа у нее на спинке лопается, и сразу же окрылившееся насекомое поднимается в воздух и улетает. С момента появления первой трещины на спинке нимфы до отлета окрыленного насекомого не проходит и десяти секунд».

Роями толкутся поденки над водой, то падают, то взлетают на своих кисейных крыльях. В этих воздушных балетах встречаются оба пола, и самки мгновенно откладывают яйца, вернее, выбрасывают их над водой. Пакеты яиц быстро рассыпаются, расплываются, и яйца (блестящие точки) одно за другим тонут. Из яиц через шесть-семь месяцев вылупляются личинки, а их развитие растягивается нередко на годы.

Итак, при благоприятных условиях поденки годами готовятся появиться на свет, а окрыленными проводят считанные часы, даже минуты. Однако, если погода мешает полетам, их жизнь в виде закончивших развитие насекомых может продлиться и до двух недель, то есть в десятки раз.

Некоторые виды поденок, погрузив брюшко в воду, откладывают яйца на камнях и растениях вдоль берега. Ни одно окрыленное насекомое не успевает увидеть солнечный свет. «Супружеские и родительские обязанности выполняются в течение одной ночи и заканчиваются до наступления утра. Смерть настигает производителей еще до восхода солнца».

И все же описанные виды могут считаться мафусаилами среди своих сородичей; большинство их существует в форме имаго лишь час, даже полчаса.

Какой же вывод сделать из повести об усаче и его собратьях? Если история тихоходок и целого сонма их дальних и ближних родичей свидетельствует о способности живого переходить к скрытой жизни, то здесь, пожалуй, всё говорит о свойстве насекомых изменять для сохранения жизни длительность отдельных этапов метаморфоза.

Вспомним, однако, крупнейшего русского энтомолога Н. А. Холодковского, его статью о роли обобщения в биологической науке с тезисом об ослепительной сложности и многосторонности природы, о неожиданностях, разбивающих наши самые, казалось бы, логичные рассуждения. Обобщение, предлагаемое нам «логичными рассуждениями», представляется совсем близким, как вдруг природа решает совершенно иначе…

О подземных согнездиях галикт и о секретах их общин

Во всем мире зарегистрировано около 20 тысяч видов пчел, относящихся к 18 семействам и 700 родам. В одном из них, а именно в роде галикт, югославский биолог С. Грозданич и французская исследовательница С. Плято-Кеню независимо друг от друга открыли форму семьи, совершенно не похожую на известные доныне у общественных насекомых.

Жизнь семей галикты каемчатой (маргинатус) представляет собой настоящий сгусток диковин.

Черные или черно-зеленые галикты вдвое меньше медоносной пчелы. Они гнездятся в почве, проводя под землей фазы личинки и куколки, даже большую часть фазы совершенного насекомого, что само по себе уже довольно неожиданно для крылатых созданий. По этой причине галикты не часто попадаются на глаза даже там, где больше распространены, — в южных, теплых краях.

Вот, перезимовав, разбуженные весенним теплом галикты принялись открывать выход на поверхность, к свету. Вокруг уже все цветет, и пчелки находят в венчиках сколько угодно пыльцы и нектара. Подкрепив силы (пчелы зимуют без всяких запасов), каждая сама для себя принимается прокладывать почти отвесный ход, ведущий на 30 сантиметров в глубь почвы. Галикта вырывает этот колодец поблизости от недавно покинутого материнского гнезда. Так и возникают разрастающиеся годами городища галиктовых гнезд. В самом низу галикта вырывает пять-шесть ниш, каждая чуть больше горошины. Стенки их, подобно стенкам самой шахты, спрессованы и сглажены, потом строители облицовывают их смолой, своего рода глазурью.

Соорудив ячейки, галикта сносит в них пыльцу и нектар с растущих вокруг входа цветов.