История Рюриковичей - Евгений Владимирович Пчелов

России. 1917: Биографический словарь. М., 1993.

Политические партии России. Конец XIX – первая треть XX века: Энциклопедия. М., 1996.

Русские писатели. 1800–1917: Биографический словарь. М., 1989–2007. Т. 1–5.

Русский биографический словарь / Изд. А.А. Половцов. СПб., 1896–1918. Т. 1—25.

Словарь русских писателей XVIII века. Л. (СПб.), 1988–2010. Вып. 1–3.

Шилов Д.Н. Государственные деятели Российской Империи. Главы высших и центральных учреждений. 1802–1917: Биобиблиографический справочник. СПб., 2002.

Шилов Д. Н., Кузьмин Ю.А. Члены Государственного Совета Российской империи. 1801–1906: Биобиблиографический справочник. СПб., 2007.

Энциклопедия «Слова о полку Игореве». СПб., 1995. Т. 1–5.

ДГ – Древнейшие государства на территории СССР, Восточной Европы. М.

ИРГО – Известия Русского генеалогического общества. СПб.

ЛИРО – Летопись Историко-родословного общества в Москве. М.

ТОДРЛ – Труды отдела древнерусской литературы Института русской литературы РАН. Л., СПб.

УIЖ – Укранський Iсторичний журнал. Київ.

Приложение 7

Рюриковичи в русской поэзии

Многие Рюриковичи оставили яркий след в русской поэзии (А.А. Ржевский, И.И. Дмитриев, кн. П.А. Вяземский, кн. А.И. Одоевский, кн. З.А. Волконская, кн. Ф.Н. Касаткин-Ростовский и др.), но также и ряд эпизодов истории Рюриковичей и образов древнерусских князей получили отражение в произведениях русских поэтов. Если материалом для изучения представлений о прошлом может в какой-то степени служить иллюстративный ряд этой книги, то предлагаемая вниманию читателя небольшая антология показывает интерес к тем или иным сюжетам и личностям древнерусской истории у классиков нашей литературы.

1. Харальд Сигурдарсон. «Висы радости»

Всего норвежский конунг Харальд Сигурдарсон (Харальд Суровый) сочинил 16 вис, посвящённых своей невесте, дочери Ярослава Мудрого Елизавете. Сохранилось лишь 6 вис. Ниже они приводятся в современном прозаическом переводе. (Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе (середина XI – середина XIII в.). М., 2000. С. 102–103.)

Корабль проходил перед обширной Сицилией. Мы были горды собой. Корабль с людьми быстро скользил, как и можно только было желать. Я меньше всего надеюсь на то, что бездельник будет нам в этом подражать. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.

У трёндов[1] оказалось больше войска; мы выдержали поистине горячий бой; будучи молодым, я расстался с молодым конунгом, павшим в бою. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.

Нас было шестнадцать на корабле, когда внезапно поднялась буря; нагруженный наш корабль был полон воды, которую мы вычерпывали. Я меньше всего надеюсь на то, что бездельник будет нам в этом подражать. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.

Я владею восьмью искусствами: умею слагать стихи; умею быстро ездить верхом; иногда я плавал; умею скользить на лыжах; я опытен в метании копья и владении веслом; я также умею играть на арфе и знаю восемь приёмов борьбы.

Я родился там, где уппландцы[2] натягивали луки; теперь у меня есть корабли, ненавистные населению, которые плавают среди островов; с тех пор, как мы спустили его на воду, корабль мой рассекал много морей. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.

Кроме того, ни женщина, ни девушка не смогут отрицать, что мы у южного города храбро сражались своими мечами: там есть доказательства наших подвигов. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.

2. К.Н. Батюшков. «Песнь Гаральда Смелого»

А вот переложение тех же вис, сделанное Константином Николаевичем Батюшковым с французского перевода швейцарского историка П.-А. Малле (чем и объясняются некоторые расхождения с оригиналом) в 1816 г. Это яркий образец романтической поэзии, хотя сам Батюшков в шутку признавался, что во время работы с французским оригиналом романтический норвежский конунг неожиданно превратился для него в длинноволосого дикаря, разрывающего руками мясо и пьющего вино из черепа поверженного врага. Вероятно, сказалась некая суровость французского перевода, а может быть, и само прозвание Харальда – Суровый. Но романтическая струя всё же взяла верх, и перед читателями предстал прекрасный образец героически приподнятой песни, в которой отразилась и судьба самого поэта – в то время Батюшков тяжело переживал неразделённую любовь к воспитаннице А.Н. Оленина Анне Фёдоровне Фурман. (Батюшков К.Н. Избранные сочинения. М., 1986. С. 101–102.)

Мы, други, летали по бурным морям,

От родины милой летали далёко!

На суше, на море мы бились жестоко;

И море, и суша покорствуют нам!

О други! Как сердце у смелых кипело,

Когда мы, содвинув стеной корабли,

Как птицы неслися станицей веселой

Вкруг пажитей тучных Сиканской[3] земли!..

А дева русская Гаральда презирает.

О други! Я младость не праздно провел!

С сынами Дронтгейма[4] вы помните сечу?

Как вихорь пред вами я мчался навстречу

Под камни и тучи свистящие стрел.

Напрасно сдвигались народы; мечами

Напрасно о наши стучали щиты:

Как бледныя класы[5] под ливнем, упали

И всадник, и пеший… владыка, и ты!..

А дева русская Гаральда презирает.

Нас было лишь трое на лёгком челне;

А море вздымалось, я помню, горами;

Ночь чёрная в полдень нависла с громами

И Гела[6] зияла в солёной волне.

Но волны напрасно, яряся, хлестали:

Я черпал их шлемом, работал веслом:

С Гаральдом, о други, вы страха не знали

И в мирную пристань влетели с челном!

А дева русская Гаральда презирает.

Вы, други, видали меня на коне?

Вы зрели, как рушил секирой твердыни,

Летая на бурном питомце пустыни

Сквозь пепел и вьюгу в пожарном огне?

Железом я ноги мои окрыляя,

И лань упреждаю по звонкому льду;

Я, хладную влагу рукой рассекая,

Как лебедь отважный по морю иду…

А дева русская Гаральда презирает.

Я в мирных родился полнóчи снегах;

Но рано отбросил доспехи ловитвы[7] —

Лук звонкой и лыжи, и в грозныя битвы

Вас, други, с собою умчал на судах.

Не тщетно за славой летали далёко

От милой отчизны, по диким морям;

Не тщетно мы бились мечами жестоко:

И море и суша покорствуют нам!

А дева русская Гаральда презирает.

3. К.Д. Бальмонт. «Убийца Глеба и Бориса»

Константин Дмитриевич Бальмонт в своём необозримом творчестве неоднократно обращался к темам русской истории. Как всегда у него, они трактуются в