Ярость - Уилбур Смит

Шон выстрелил снова, и пуля из «гиббса» свалила еще одну обнаженную фигуру, швырнув на землю, словно налетевший паровоз. Шон снова выстрелил, на этот раз навскидку, но мау-мау в этот момент отпрыгнул. Пуля попала ему в плечо и оторвала руку, так что та повисла обрывками плоти, когда мау-мау разворачивался. Громыхнул «стерлинг» Реймонда и свалил его.

Шон перезарядил «гиббс» и выстрелил направо и налево, каждым выстрелом убивая наповал. К тому времени как он зарядил оружие снова, лагерь окутала тишина, «брен» и «стерлинг» замолчали.

Ничто не двигалось. Все трое были прирожденными стрелками и стреляли почти в упор. Шон ждал целых пять минут. Только дурак сразу кидается к добыче, какой бы мертвой она ни казалась. Потом он осторожно поднялся на колени, прижимая ружье к груди.

Последний мау-мау не выдержал. Он притворялся мертвым в дальнем убежище и правильно рассчитал, когда охотники расслабятся и начнут двигаться. Мелькнув, как черный кролик, он метнулся в заросли бамбука на дальней стороне поляны. «Брен» Алистера был закрыт стеной ближайшего шалаша; тем не менее Алистер выстрелил, и пуля прошила пустой шалаш. У Рея на речном берегу положение для выстрела было лучше, но он запоздал на долю секунды: холод пробудил лихорадку в его крови, и его руки дрожали. Бамбук поглотил легкие девятимиллиметровые пули, словно Рей стрелял в стог сена.

Первые десять шагов бегущего мау-мау закрывала от Шона стена ближайшего шалаша, потом, когда мау-мау нырнул в бамбук, Шон лишь на мгновение увидел его силуэт, но он уже поворачивал короткий двойной ствол, словно бегло стрелял по летящему франколину. И хотя больше не видел добычу в густых зарослях, продолжал поворачивать оружие по линии бега, инстинктивно ведя его. «Гиббс» гневно взревел, алое пламя вырвалось из его дула.

Тяжелая пуля ушла в чащобу бамбука, и Матату рядом с Шоном радостно закричал: « Piga!– Попал!» Он услышал, как пуля вошла в живую плоть.

– Возьми кровавый след! – приказал Шон, и маленький ндоробо пробежал через поляну. Но в этом не было необходимости: мау-мау лежал там, где упал. Пуля пробила листву и ветви, ни на дюйм не отклонившись от траектории.

В лагерь, держа оружие наизготовку, вошли Алистер и Рей и принялись осматривать тела. Одна из женщин мау-мау еще дышала, хотя на ее губах пузырилась кровь, и Рей добил ее из своего Стэна выстрелом в висок.

– Убедись, что никто не ушел, – приказал Шон Матату на суахили.

Маленький ндоробо быстро обошел лагерь по кругу в поисках уходящего следа и вернулся, улыбаясь.

– Все здесь, – торжествующе сказал он. – Все мертвы.

Шон бросил ему «гиббс» и достал из ножен на поясе охотничий нож.

– Черт побери, парень, – сказал Рей Харрис, когда Шон направился к телу первой девушки. – Это уж слишком кровавый конец.

Он и раньше видел, как Шон это делает, и хотя Рей был суровым, черствым человеком и тридцать лет зарабатывал на жизнь кровью и стрельбой, его затошнило, когда Шон склонился к трупу, поглаживая лезвие ножа ладонью.

– Ты стал слишком мягок, старик, – улыбнулся ему Шон. – Ты ведь знаешь, из них получаются прекрасные кисеты, – сказал он, взял рукой грудь мертвой девушки и натянул кожу для первого удара ножом.

* * *

Шаса застал Гарри в зале заседаний. Гарри всегда приходил на двадцать минут раньше других членов совета, просматривал компьютерные распечатки и другие заметки, в последний раз проверял факты и цифры перед началом заседания. Перед введением Гарри в состав совета директоров Шаса и Сантэн поспорили.

– Можно погубить пони, слишком сильно его подгоняя.

– Мы говорим не о пони и не о поло, – ядовито возразила Сантэн. – и никто никого не подгоняет. Продолжая твою метафору, Шаса, он зажал удила зубами, и если мы попытаемся сдержать его или повернуть назад, то либо совсем разочаруем, либо заставим сорваться и идти самостоятельно. Пора чуть-чуть ослабить поводья.

– Но меня ты заставила ждать гораздо дольше.

– Ты был поздно цветущей розой, а война и прочие дела задержали тебя. В возрасте Гарри ты еще летал на «харрикейнах» и гонял над Абиссинией.

И вот Гарри стал членом совета и, как ко всему остальному в жизни, отнесся к новым обязанностям очень серьезно. Теперь он взглянул на отца, сидевшего на противоположном конце зала заседаний.

– Я слышал, ты самостоятельно занимал деньги, – уличил Шаса.

Гарри снял очки, прилежно протер их, подставил под свет и затем снова надел на крупный нос Кортни – все это он проделал, чтобы выиграть время, а сам обдумывал ответ.

– Только один человек знает об этом. Управляющий отделения «Оддерли-стрит» банка «Стандарт». Он потеряет работу, если будет болтать о моих личных делах.

– Ты забываешь, что мы с бабушкой входим в совет банка «Стандарт». Все займы свыше миллиона фунтов поступают к нам для одобрения.

– Рандов, – педантично поправил отца Гарри. – Два миллиона рандов: фунты – это уже история.

– Спасибо, – мрачно сказал Шаса. – Попытаюсь не отставать от времени. Вернемся к двум миллионам рандов, которые ты занял.

– Простая транзакция, папа. Я предложил в качестве дополнительного обеспечения свою долю акций пригорода Шасавилль, и банк дал мне взаймы два миллиона рандов.

– И что ты собираешься с ними сделать? Это ведь небольшое состояние.

Шаса был одним из нескольких человек в стране, способных дать этой сумме именно таким определение, и Гарри испытал облегчение.

– Кстати, полмиллиона я уже потратил на то, чтобы купить 51 процент всех выпущенных акций «Недвижимости Альфа Центавра», и еще полмиллиона дал этой компании взаймы, чтобы помочь ей выпутаться из трудностей.

– «Альфа Центавра»? Шаса очень удивился.

– Компания владеет отличными участками в Витватерсранде и здесь, на Кейпе. До краха в Шарпвилле эта земля стоила почти двадцать шесть миллионов.

– А теперь ничего не стоит, – предположил Шаса и, прежде чем Гарри мог возразить, спросил: – А что ты сделал со вторым миллионом?

– Купил золотые акции – «Англос» и «Рифы Ваал». Покупал по цене гораздо ниже рыночной, и дивиденды они дадут двадцать шесть процентов. Эти дивиденды позволяют заплатить банку все проценты за заем.

Шаса сидел на своем месте во главе стола совета и внимательно разглядывал собственного сына. Следовало бы уже привыкнуть, но Гарри продолжал его удивлять. Неожиданный, но вполне логичный шаг, и, не будь Гарри его сыном, на Шасу это произвело бы впечатление. Но сейчас Шаса чувствовал, что обязан найти в нем недостатки.

– А как же твои акции Шасавилля? Ты очень рискуешь.

Гарри удивился.

– Не мне объяснять тебе, папа. Ты меня сам научил. Шасавилль законсервирован. Мы не можем ничего продавать или развивать строительство, пока цена на землю не восстановится, поэтому я использовал свою долю, чтобы полностью использовать крах.