Демон Максвелла - Стивен Холл

подумал я. – Вот значит как».

– Спасибо, что вышли встретить, – сказал я, стараясь не показать своих эмоций.

– Итак, – ответил он, обращаясь не столько ко мне, сколько к большому зданию из красного кирпича неподалеку.

Затем длинное жилистое плечо качнулось вперед, раскрылась ладонь.

– Эндрю.

– Том.

– Итак, – повторил он. – У нас еще есть время до твоего звездного часа. Можем выпить, если хочешь.

* * *

Я пил кофе с Эндрю Блэком в маленьком подземном университетском кафе с пластиковыми стульями и яркими лампочками. Говорил он мало, а то, что выдавал в промежутках между долгими, мучительно долгими паузами, относилось в основном к неодушевленным предметам и звучало скорее как утверждение, чем ответ на мои реплики. «На поезде ехать скучно», – говорил он пустому стулу слева; «Если невкусно, то не стоит допивать», – а это уже чашке в моей руке. На эти скупые высказывания достаточно было отвечать редкими «угу» или «ага» в знак согласия, но я все-таки старался хоть чуть-чуть, но поддерживать диалог. Однако инициатива-то шла от него; ему нужна была эта встреча. Хотя так и неясно, для чего. Но я не собирался его тормошить и расспрашивать, просто сидел и ждал, попивая кофе.

За столиком в другом конце зала сидела молодая блондинка и что-то деловито печатала на мобильном, так и не притронувшись к своему напитку. Я понаблюдал за ней, потом перевел взгляд на баристу и смотрел, как она приготовила три чашки кофе, два чая и кофе, затем чай и кофе с сырным сэндвичем. Затем следил, как появившийся мужчина в рабочем комбинезоне по одной разгружал коробки с поддонов на тележке.

Наконец я не выдержал.

Спросил, пишет ли он что-нибудь в настоящий момент, – да, пишет. Как долго преподает? Уже несколько месяцев. Нравится ли ему? Вполне. Он все продолжал водить пальцем по обложке «Qwerty-автомата», и я, не стерпев, осведомился, что он думает о моей книге.

Он перестал ерзать.

– Что я думаю?

– Да. Ну… Как тебе?

Блэк озадаченно взглянул на меня, затем на книгу. Перевернул ее, прочитал аннотацию, словно хотел узнать содержание, хоть уже осилил около двух третей романа. Затем поднял голову и снова одарил колким взглядом, в котором я увидел раздражение, недоверие, а еще, как мне показалось, намек на отчаяние.

Отчаяние?

И понял: я что-то упустил. Не понял причин, приведших к нашей встрече, или же причин поведения Блэка. Но что конкретно – без понятия.

С растущим беспокойством я наблюдал, как он снова перевернул книгу. Открыл обложку и быстро просмотрел несколько первых страниц. Снова принялся листать все дальше и дальше, пока не добрался до страницы с загнутым уголком. Осторожно развернул маленький бумажный треугольник, разгладил его большим пальцем и уставился на страницу.

Прошли секунды. Еще несколько. Примерно через минуту я понял, что Блэк не собирался отвечать на мой вопрос. Он читал.

– Ты очень странный, – сказал я, не в силах скрыть раздражение в голосе.

– Я просто прямолинеен, – ответил он, обращаясь к странице.

– Это да, но… Ладно. Ты пригласил меня, чтобы я выступил на лекции, и я…

– Ты спросил, что я думаю о книге. Как я могу ответить, если еще ее не закончил?

– Ну а пока какие впечатления?

– О чем ты?

– Тебе понравилось то, что ты уже прочел?

– Пойму, когда доберусь до конца.

Он отлистнул страницы назад.

– Хороша ли первая строка? Откуда мне знать? Как я узнаю, гениальна ли эта первая строчка или худшая из всех когда-либо написанных, пока не прочитаю книгу полностью?

– Она тебе понравилась?

– Какое это имеет значение? Послушай… Хочешь знать, что я думаю об этом предложении? О созданном мире в целом? Можно ли было как-то лучше прописать вот этот намек на будущие события? Или вот, – он нашел страницу и постучал по ней пальцем, – хорошо ли работает раскрытие интриги в этом моменте? Откуда мне знать?

– Господи, – сказал я. – Это роман, а не двигатель.

– А что, если не двигатель?

Меня переклинило. Я собирался возразить, потребовать объяснить, что он вообще имел в виду, но не сделал этого. Заявление было настолько неожиданным, что я потерял дар речи.

Мы смотрели друг на друга.

Блэк в последний раз пролистнул страницы «Qwerty-автомата», затем опустил его на стол между нами.

– Вот что я думаю, – тихо сказал он, глядя на книгу.

Я отпил глоток кофе. Мы закрыли тему.

* * *

Студенты потихоньку заполняли стоящие кругом неподалеку от стадиона пластиковые стулья, потому что Блэк, по-видимому, не любил торчать в аудитории. Все кутались в шарфы, натягивали перчатки и шапки.

Я копался в сумке, которая лежала на соседнем стуле, в поисках своего экземпляра «Qwerty-автомата», как вдруг рядом раздалось:

– Привет.

Я поднял голову. Голосом оказалась студентка из кафе; ее светлые волосы так ослепительно сияли на зимнем солнце, что я сощурился.

– Эм, привет.

– Не занято?

– Нет, нет – я переложил сумку себе на колени. – Прошу.

– Спасибо.

Она опустилась на сиденье, и мы наблюдали, как Эндрю Блэк обходит дальнюю часть круга, раздавая скрепленные листы формата А4.

– Мистер Мондеграсс, – сказала она, не сводя глаз с Эндрю.

– Ага.

– Как попили кофе?

Я вскинул брови.

Она засмеялась.

– Зато на лекцию бесплатно попал. Повезло.

Она улыбнулась. Я улыбнулся в ответ. Неловкая тишина не заканчивалась.

«Скажи что-нибудь, Куинн».

– Между необходимостью платить и возможностью получать плату – огромная разница, – сказал я.

«Вот это ты выдал, конечно», – пронеслась мысль.

– Согласна.

– Это…

– Из «Моби Дика», я знаю.

Я кивнул:

– Неплохая книга.

«Неплохая книга»?

Все это время я рылся в сумке в поисках книги, и, наконец, нашел ее. Когда я поднял глаза, Блэк внезапно оказался рядом, вручил нам несколько скрепленных страниц, а потом пошел дальше. Девушка несколько секунд наблюдала, как он движется по кругу, затем протянула мне руку.

– Имоджен.

– То…

– Томас Куинн, – кивнула она. – Я знаю вас. Вы – первоклассный молодой писатель, блестящий новеллист-дебютант и сын легендарного доктора Стэнли.

Хотел бы я увидеть свое выражение.

– Я экстрасенс, – усмехнулась она, а потом указала пальцем на мои колени. – А еще все это написано на обложке вашей книги.

Началась лекция. Одна из студенток зачитывала свою историю, в то время как группа отслеживала текст по выданным распечаткам. Мне было очень жаль девушку. Судя по всему, писала она по опыту, но явно исходящие от нее печаль и одиночество совершенно не отражались текстом; он вышел поверхностным, пустым и мертвым.

Как только чтение закончилось, началось неловкое обсуждение. Вклад Блэка сводился к нескольким «ясно», парочке «судя по всему, да» и особенно жестокому: «Ну, если вы так считаете…». Студентка сломалась под тяжестью последнего комментария и громким неровным голосом выпалила, что понимает: история неидеальна, но у нее «не вышло убедительно выразить чувства и облечь их в слова».

Блэк, на удивление, не сгрубил и не проигнорировал это заявление. Вместо этого он ненадолго задумался, а потом сказал:

– Слова, как и атомы, по большей части пусты.

Атомы, для справки, на девяносто девять целых девять биллионов девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять процента состоят из пустого