Жемчужные тени - Анна и Сергей Литвиновы

Павел словно бы случайно коснулся одной клеммой другой — раздался сильнейший треск, полетел сноп искр (такое бывает с автомобильным аккумулятором). А он, нехорошо улыбаясь, сделал еще пару шагов и вплотную приблизился к кровати, на которую была брошена Татьяна.

Девушка, вспоминая занятия йогой, огурцом откатилась на край, а потом обрушилась вниз, на пол, максимально увеличивая расстояние от убийцы. Сильно ударилась плечом и бедром. Заорала, не помня себя:

— Помогите!!!

Сзади закричала на сына Наталья:

— Павел, сволочь, перестань!!! Что ты делаешь!

— Сейчас и ты у меня получишь, гадина! — отмахнулся от нее молодой человек. — Пятьсот сорок ампер по коже пустить охота? Самый подходящий ток для тебя! Изжаришься! — и он демонически, по-оперному, захохотал.

Таня лежала на полу у самого окна. Катиться ей дальше было некуда. И она продолжила вопить — изо всех сил, на весь дом, на всю чешскую многоэтажку:

— Спасите! На помощь! — А потом повторила по-английски: — Хэлп! — И по-французски: — О сёкур! — А вот по-чешски она не знала, как будет «помогите», и потому выкрикнула то, что помнила — это слово писали на перекрестках, и оно означало «внимание»: — Позор! Позор!

Но почему-то казалось, что все крики бесполезны, соседи-чехи сейчас на работе, никто не услышит, и никакая полиция к ней на выручку не приедет.

Можно было апеллировать к Наталье — но женщина, после того как сын на нее цыкнул, куда-то делась. На кухню, что ли, ушла (с тоскливым сарказмом подумала Садовникова), допивать бутылочку?

Наполовину лежа на полу, но прислонившись туловищем к оконной стене, Таня сделала попытку подняться на ноги. «Дальше надо попробовать разбить стекло».

И еще пришла мысль, что, как говорят (и как отчим учил), если просишь помощи, лучше кричать о пожаре, на это люди деятельней реагируют, чем на абстрактное «помогите», потому как возможный огонь грозит затронуть их лично. И тогда завопила:

— Файе! Файе! — по-английски, а затем по-французски: — О фе! О фе!

— А ну заткнись, маленькая стерва!!! — заорал Павел и сделал в ее сторону выпад своим электрическим прибором. Их с Таней разделяла широкая тахта, и все равно было страшно. Девушка нисколько не сомневалась, что эти два толстых провода, торчащие из серебристого бруска, смертельно опасны. И что именно с их помощью был убит Кузнецов.

Как раз в тот момент, когда Павел был обращен лицом к Татьяне, позади него в комнату снова ворвалась Наталья — Садовникова хорошо все это видела. В руках женщина держала пустую водочную бутылку — и она воздела ее и обрушила сзади на голову сыночка. Но то ли распитое спиртное повлияло на твердость руки, то ли пожалела в последнюю долю секунды мамочка свою кровиночку, то ли среагировал сам Павлик — как бы то ни было, удар обрушился не на голову, а на левое плечо молодого человека. Бутылка не разбилась и отлетела куда-то на пол. Парень выронил из рук страшный свой прибор — тот рухнул на кровать — слава богу, контакты не замкнулись. Павел развернулся и гаркнул на мать:

— Гадина! Сволочь! Пр-роститутка! Что ты творишь?! — А потом стал обрушивать на нее удар за ударом, сильно, мощно, наотмашь, кулаками — так что Татьяна непроизвольно закричала от ужаса, сострадания и отвращения:

— Стой! Гад! Что ты творишь! Прекрати! На помощь!

А женщина только вскрикивала:

— Ай! Ай! Ай! Что ты делаешь, сыночка!

Наконец очередной удар отбросил ее на пол, и она заворочалась там, обливаясь кровью.

А убийца снова повернулся к Татьяне. Пока он разбирался со своей родной матерью, девушке нечеловеческими усилиями удалось — о, как прекрасно сказались природная гибкость, молодость и, главное, постоянные занятия йогой! — подняться на ноги и прислониться плечом к оконному проему. «Надо бить стекло, — промелькнуло у нее в мозгу. — Как угодно — плечом, локтем. Наплевать на осколки, наплевать, что порежусь. Жизнь дороже, а сейчас, похоже, ставка — жизнь!»

— А ну-ка перестань ерзать! — гаркнул на нее Павел. — Шаг в сторону от окна! — Для убедительности он поднял с тахты и снова на миллисекунду замкнул контакты своего суперконденсатора — и опять вылетел сноп искр. Стало страшно, и Таня послушалась, отступила гусиными шагами (ноги ведь тоже были связаны) — такой ткнет своим электрическим кнутом в живот, и все, конец.

Сзади Павла ворочалась на полу и постанывала Наталья, а он продолжал выговаривать Садовниковой. Похоже, парень не владел собой и хотел выговориться.

И это было плохо, потому что потом он сообразит, что выдал лишнюю информацию — и Татьяна как свидетель станет ему опасна.

— Ты что думаешь? Я этого вашего Николая, моего, что называется, отца, из-за обиды за мать свою убрал? Или из-за того, что он моего любимого дедушку Гельмута до могилы довел? Очень надо! Кто от обиды вообще убивает! Подумаешь, обида! Утерся — и дальше живи. Не-ет, правильно говорят: все настоящие убийства совершаются ради денег. А мое убийство — оно настоящее. Я ведь наследник его, Николая Кузнецова. Сын я его родной. Моя мамашка-то врать не будет. Да и не было у нее тогда никого, кроме него, я уверен. Это потом она, проститутка, по рукам пошла. А чтобы быть уверенным, то, если надо, папашку из могилы выкопаем и ДНК-тест сделаем. Меня-то ведь в карман не засунешь. Я ведь не просто так. Я мониторинг предварительно провел. И сервер этого «Атланта», фирмы отцовской, взломал. И его личные сервера — тоже. Деньжат у него много. Даже если придется с мачехой этой моей так называемой, женой его нынешней, Елизаветой Львовной, делиться. Но миллионов пять евро мне достанется. И мне хватит.

— Тебя же посадят, — рассудительно молвила Таня. — Зачем они тебе будут, в чешской тюрьме, деньги?

— Не посадят. Не найдут. Не докажут. А ты обо всем молчать будешь. Правда ведь будешь?! — повторил он угрожающе, выдвигая в сторону Садовниковой электрические контакты.

— Конечно, буду молчать, — как можно более убедительно соврала Татьяна.

— А мамаша тем более промолчит. Правда, маманя?

В этот момент он полуобернулся к своей лежавшей на полу матери — и очень вовремя (для себя): она как раз вскочила с пола, подобрала валявшуюся бутылку и совершила новую попытку ударить ею сына. Но Павел почти машинально развернулся, выставил вперед оба контакта своего страшного агрегата — и ткнул ими мать. Раздался страшный электрический треск, мелькнула белесая в свете дня вспышка, донесся запах горелого мяса, тело Натальи страшно дернулось — а потом осело на пол. Пальцы правой руки под действием тока судорожно свело — они не выпускали пустую бутылку из-под чешской водки.

Но сразу за тем, как она упала, молодой человек, осознав, что натворил, отшвырнул в сторону свой прибор и кинулся к пострадавшей:

— Мама! Мамочка! Что с тобой?! Прости! Я не хотел!

Таня поняла, что наконец для нее выпал шанс, и, зажмурившись, стала бить в оконное стекло плечом и рукой. Раздался звон разлетающихся осколков, они полетели, посыпались вниз. А Таня все била и била. Откуда-то потекла кровь, плечо окрасилось красным.