Моя история любви - Тина Тернер

Я до сих пор задаю себе вопрос, что же на самом деле происходило с Айком. Это воздействие наркотиков? Не знаю. Не могу ответить, потому что я никогда не принимала наркотики. И, конечно же, никогда не пыталась запихнуть себе что-то в нос. Я наблюдала, как Айк и его друзья заводятся от кокаина. Эта привычка обходилась в тысячу долларов в неделю и привела к тому, что у него был ожог ноздрей. Это доставляло ему постоянную боль, и, чтобы унять ее, требовалось еще больше кокаина. Это и есть порочный круг наркотической зависимости. Кроме того, он имел пристрастие к персиковому бренди. Такое сочетание может запросто привести к летальному исходу. Все, что в наших отношениях до этого было невыносимым, стало только усугубляться с каждой его затяжкой.

Он бросал мне в лицо горячий кофе, после чего у меня были ожоги третьей степени. А мой нос он использовал как боксерскую грушу столько раз, что я чувствовала, как кровь стекала в горло, когда я пела. Он сломал мне челюсть. Я не могу вспомнить время, когда у меня не было фингала под глазом. Так он демонстрировал свою власть надо мной. Но чем больше он унижал меня и пытался сломить мой дух, тем больше я старалась оставаться мужественной, делать вид, что его унижения меня не задевают, вести себя так, как будто я выше всего этого. Самые близкие для нас люди видели, что происходит, но не могли ничего поделать. Друзья, например Ронда (она тоже пострадала от его рук, когда он оттаскал ее за волосы), достаточно хорошо знали его, чтобы понять, что любая попытка помочь мне может только еще больше разозлить его. Айк становился все более и более неуправляемым.

Это было в начале 70-х годов, когда домашнее насилие так сильно не афишировалось и не было вопросом для обсуждения, как сегодня. Я часто оказывалась в отделении экстренной помощи, хотя по большей части после побоев я просто брала себя в руки и снова выходила на сцену. Я заметила, что макияж, улыбка до ушей и заводные танцевальные движения отвлекали внимание публики от моих ран. Даже если врачи считали странным, что я так часто прихожу и так часто попадаю в «аварии», они все равно ничего не говорили. Возможно, они просто думали, что именно так ведут себя темнокожие: все время дерутся друг с другом, особенно жены и мужья.

Однажды Айк даже отправил меня к психологу. Какой чудак! Теперь, когда я вспоминаю это, мне хочется смеяться. Он отправил меня к психологу. Я не возражала. Я рассказала врачу обо всех наших проблемах, о выступлениях, о нашем быте, о проблемах матери-одиночки, рассказала, что Айк не был хорошим отцом. В конце сеанса психолог сказал: «Я думаю, мне нужно пообщаться с вашим мужем». Я вернулась в студию и сказала Айку, что это ему нужно на прием к психологу. Но он так никогда туда и не попал.

Я так хотела, чтобы он держался подальше от меня, нашел себе кого-нибудь еще, надеялась, что одна из его любовниц сможет занять мое место, а я смогу выбраться из всего этого кошмара. Но Айк относился ко мне как к источнику «миллионных гонораров». Он зависел от меня, потому что я приносила деньги для оплаты его счетов, так что он никогда бы не отпустил меня.

Мы относились к тому типу семей, у которых все шло наперекосяк, поскольку семейная жизнь была прочно связана с музыкальной карьерой, стоявшей на первом месте. Мы проводили по три месяца в дороге, затем следующие три месяца работали по шесть-семь дней в неделю в местах, которые находились в минутах езды от Лос-Анджелеса. При этом в понимании Айка Сан-Франциско тоже находился в минутах езды от Лос-Анджелеса, хотя на самом деле этот город находится на расстоянии почти 650 километров от Лос-Анджелеса (так же он думал и об окрестностях Аризоны). После трех месяцев, проведенных дома, мы снова были в дороге, и так без конца. У нас всегда была домработница, которая заботилась о мальчиках, когда нас не было рядом, – либо это была жена Дьюка, Беди, либо Энн Кейн, одна из тех «Энн», которые стали любовницами Айка. Моя сестра Эллин жила поблизости и была хорошей тетей, которая не отказывалась присмотреть за племянниками.

Это нельзя было назвать нормальным образом жизни. Я старалась не думать о том, как поведение Айка может повлиять на наших детей. Мне приходилось быть для них и мамой, и папой, потому что Айка совсем не волновало то, каким он был отцом. «У меня ни котенка, ни ребенка. Съем свой гамбургер, и вот моя семья», – обычно говорил он. Таким образом он пытался показать, что не является семьянином. Он все время запирался в своей студии, а как только появлялся дома, сразу же брался за ремень.

Я узнала, что такое быть матерью, наблюдая за Хендерсонами, семьей, на которую я работала, когда жила в Теннесси. Они на своем примере показали мне, как любить ребенка и как важно быть для него примером, учить его хорошим манерам. Когда я была дома, я старалась собирать всех за общим столом, где мы говорили о том, что у нас произошло, обсуждали разные проблемы. Мы вместе делали уроки, я ходила смотреть, как они играют. Я была рада, что у нас есть Ронда – она так помогала с детьми. Иной раз она собирала нас всех и везла на экскурсию, на карнавал или в другие места, где мы могли все вместе отдохнуть и повеселиться.

Мои мальчики подрастали. Им на тот момент было от одиннадцати до тринадцати лет. И чем старше они становились, тем чаще ощущалось, что мой взбалмошный сценический образ создает для них проблемы. Они хотели такую же маму, как у всех. А кем была я? Рок-н-ролл-дивой. Я старалась быть дома другой, строгой мамой. Настаивала, чтобы мальчики всегда были вежливыми, никогда не использовали в речи ругательства или сленг.

Но, несмотря на все правила и благие намерения, с детьми случаются разные неприятности: на то они и дети. У Айка не было на это терпения. Если кто-то из мальчиков совершал какой-то проступок, все сразу разбегались по своим комнатам, чтобы спрятаться, потому что знали, что он накажет всех, а не только виновного. Таков был его характер. Когда мальчики подросли, я волновалась, что пристрастие Айка к наркотикам, его измены и то, как он обращается со мной, приведет к тому, что у них будет нарушена психика. Также было страшно и другое: а вдруг опасное, асоциальное поведение Айка развратит их, станет для них своего рода примером для подражания, как и для любого подростка? Они видели его окружение, пьяные вечеринки, яркие вещи и машины, деньги. Я молила Бога, чтобы они не пошли по стопам Айка, не стали принимать наркотики, нарушать закон, не стали жестокими тиранами. Ведь при таких условиях возникала большая вероятность подобного сценария.

На самом деле мне кажется, что Айк даже немного завидовал Крейгу, своему пасынку. В отличие от Айка-младшего, Майкла и Ронни, Крейг был примерным учеником в школе, старательно учился, получил образование и всегда отличался хорошим поведением. Хотя Айк никогда бы не признал этого, он ревновал меня за тот короткий роман с отцом Крейга, Реймондом.

Я никогда не сомневалась в том, что Айк в глубине души все время страдал. Он редко бывал доволен, а когда такое случалось, мы все были так рады, что он, наконец, счастлив, что практически прыгали от радости, и он от этого смеялся вместе с нами. Большую часть времени он был недоволен и мрачен, сеял вокруг себя беспокойство, подобно грозовой туче. Он был несчастным, как бы ни сложились обстоятельства. Все было в его руках: слава, успех, прекрасная семья, вещицы, которыми он дорожил: шуба, часы с бриллиантами, лучшая одежда, самая лучшая. Но он всегда оставался во тьме, никогда не выходил из нее.