"Все объекты разбомбили мы дотла!" Летчик-бомбардировщик вспоминает - Георгий Осипов

— Размаскировать самолеты и взлетать по готовности. За мной! — крикнул я и побежал к своему самолету.

Не ожидая повторных напоминаний, весь личный состав эскадрильи, не обращая внимания на рвущиеся вокруг снаряды, начал размаскировывать самолеты и готовить их к вылету.

Подбежав к самолету, я сразу же сел в кабину, подготовился к запуску моторов и, как только последние деревья, маскировавшие самолет были отброшены, запустил моторы. Техник Крысин находился на крыле рядом со мной.

— Разрешите лететь вместе с радистом? — просит он.

— Быстрее! — кричу я ему и, как только он скрылся в кабине стрелка-радиста, прямо со стоянки даю полный газ.

Холодные моторы хлопают, сразу не набирают обороты, затем выходят на полные, и я начинаю взлет в направлении танков. Фашистские танки стреляют в упор, перед самолетом взвиваются бурые фонтаны земли от рвущихся снарядов, но самолет уже в воздухе. Таким же порядком взлетели и остальные экипажи. Пристраиваюсь к самолету Красночубенко. И вот вся группа полка в сборе. Красночубенко завел группу бомбардировщиков на скопление фашистских танков с запада на высоте шестьсот метров. Серии разрывов наших бомб накрывают вражеские танки и столовую[37].

После удара летим на Гжатск. Наш самолет все время отстает от боевого порядка полка. Плохо тянет левый мотор. После последнего боевого вылета Крысин собирался снять блок цилиндров и заменить прогоревший поршень, но не успел.

Личный состав полка, оставшийся на земле после взлета самолетов под командованием начальника штаба полка Стороженко и инженера полка Римлянда, один самолет оставил ремонтировать, один неисправный СБ сжег, перешел вброд реку Угру и вышел к своим войскам.

Один самолет ТБ-3 сожгли партизаны, а на другом улетел командир партизанского отряда Андреев с борттехником. Они забрали с собой двадцать человек своего будущего отряда. Андреев до войны учился в летном училище, но был отчислен. А в сложившейся обстановке они с борттехником решили взлететь на самолете ТБ-3 — и взлетели. Посадку произвели, по рассказам, на аэродроме Киржач, где при приземлении немного подломали шасси самолета.

Гжатский аэродром встретил нас неприветливо. На аэродроме не было ни бензина, ни бомб, ни питания. Батальон аэродромного обслуживания заканчивал эвакуацию с аэродрома. В штабе Резервного фронта грузили ящики с документами и уезжали. У оставшихся офицеров стали выяснять, что делать нашему полку и куда дальше перелетать. С запада доносилась артиллерийская канонада.

Техник Крысин вышел на Минское шоссе. В сплошном потоке отходивших тыловых подразделений и разрозненных остатков различных частей он разыскал бензозаправщик с бензином, повернул его на аэродром и к вечеру заправил бензином все самолеты эскадрильи и полка.

На ночь все экипажи разместились в каком-то брошенном помещении на голых нарах. Глубокой ночью нас разбудил капитан, прибывший из штаба Резервного фронта. У Красночубенко распухла сломанная нога, и он попросил меня разобраться, что ему надо.

Капитан сказал, что он от маршала Буденного, и потребовал немедленно произвести воздушную разведку дороги Юхнов — Гжатск с целью установить, не движутся ли по этой дороге немецкие войска в направлении Гжатска. Разведданные капитан потребовал представить ему лично.

Я поднял свой экипаж, и мы начали готовить самолет к вылету. Когда все было готово, выяснилось, что, в связи с убытием батальона аэродромно-технического обслуживания, на аэродроме нет ни ночного старта, никаких световых приводных средств и даже нет радиостанции, на которую можно было бы передать добытые данные разведки.

В создавшейся обстановке мы могли взлететь и произвести разведку, но вернуться и передать добытые данные не могли. Обсудив положение с капитаном, решили, что взлет мы произведем перед рассветом, с тем чтобы произвести посадку и передать разведданные после рассвета.

Остаток ночи до вылета мы коротали у самолета с капитаном. От него мы узнали, что штаб Резервного фронта два дня назад потерял связь с 24-й и 43-й армиями и уже начал эвакуироваться на новое место под Боровск и что маршал Буденный собирается сутра ехать в 43-ю армию и приказал разведать дорогу на Юхнов для того, чтобы случайно не попасть к немцам и чтобы противник внезапно не ударил по Гжатску со стороны Юхнова.

— Почему же нашему фронту Москва не помогает? — спросил капитана Желонкин.

— Не знаю, — ответил капитан и, подумав, добавил: — наверное, потому что не докладывали, пытались ликвидировать прорыв своими силами.

— Неужели наверх так ничего и не сообщали?

— Вчера в общих чертах донесли о тяжелом положении, а в каком положении войска на самом деле — никто не знает. Поэтому Буденный и собирается с утра в 43-ю армию.

Взлетели на разведку за двадцать минут до начала рассвета. Летим под облаками на высоте около шестисот метров. Проселочная дорога на Юхнов просматривалась плохо, и мы сразу ее потеряли и возвратились к Гжатску, чтобы выждать до рассвета, когда будет виднее. На юго-западе полыхало огромное зарево. Развернулись и полетели разведать, что это такое. Через десять минут полета мы увидели, что это полыхает Вязьма. Южнее и восточнее города шло ожесточенное сражение. Непрерывно стреляли орудия, рвались снаряды. Горели села Кокарево, Черемушки и Двоевка. Заревом пожаров было освещено много танков и автомашин юго-восточнее Вязьмы. Дорога от Лосино на Вязьму была забита фашистскими танками и автомашинами.

Возвращались к Гжатску вдоль Минского шоссе. Начинало светать. По шоссе от Успенского на восток в три-четыре ряда двигались наши отступавшие войска и беженцы. Повозки, машины, артиллерийские орудия и разрозненные группы людей.

От Гжатска развернулись на юг и полетели вдоль проселочной дороги на Юхнов. На дороге до самого Юхнова войск не обнаружили. В Юхнове дымились догоравшие здания, но фашистских автомашин и танков было очень мало. Город как будто вымер.

Развернувшись на запад, мы обнаружили много немецких войск, автомашин и артиллерии на Варшавском шоссе и на дороге Юхнов — Знаменка.

Большое скопление вражеских войск было также в населенном пункте Угра. Здесь наш самолет интенсивно обстреляла зенитная артиллерия. Один снаряд разорвался рядом с левым мотором и, очевидно, повредил масляный бак. По крылу поползло масло, но мотор работал нормально. Только перед посадкой давление масла упало, и мотор пришлось выключить.

После посадки все данные воздушной разведки доложили с нетерпением ожидавшему нас капитану. Он все записал, дважды переспросил о дороге на Юхнов и уехал на поджидавшей его полуторке к Буденному.

Утром на Гдатский аэродром прибыл помощник командира полка Барулин. В середине дня 6 октября из штаба Резервного фронта поступило распоряжение о передаче нашего полка в состав ВВС 49-й армии и приказ перебазироваться в Каширу. Все экипажи во главе с Красночубенко немедленно вылетели на Каширский аэродром, а два самолета, в том числе и мой, из-за неисправностей остались в Гжатске.