Демоны космоса - Илья Стальнов

Мой ведущий мне скучать не дает. То и дело слышно:

– Новая вводная.

Мы с ней сто раз повторяем пройденное. Оттачиваем рефлексы. Учимся понимать друг друга не с полуслова, а с полумысли. Дело это, конечно, полезное, но надоело – дальше некуда.

Я который раз поймал себя на мысли, что мне хочется, чтобы приборы показали вакуумвозмущение и из глубин вакуума начали бы выныривать туши мерканских кораблей-пробойников. И тогда повторится отчаяние и сладость боя. Тогда снова все станет в мире просто – уничтожить врага или быть уничтоженными им. Возможно, «плоскостники» не так уж и неправы, держа нас за психов, склонных к насилию над собой и другими. Интересно, я один такой псих? Вряд ли. По-моему, большинство пилотов мечтают о боевой работе и готовы платить за это по самой высокой цене – своими жизнями.

Тело электрически покалывало. Медицинский сервис скафа получил смутивший его сигнал и начал восстанавливать кровообращение в спине. Интересно, сумел бы я без этих процедур просидеть столько часов в тесной кабине.

– Разрешите вопрос, содруг капитан? – неожиданно для самого себя обнаглел я.

– Разрешаю.

– Вы давно знаете Вольгена и его десантников?

Я ожидал, что Талана в своей обычной манере отошьет меня так, что надолго отобьет желание на подобные вольности. Но она спокойно ответила:

– Восемь лет.

– Сколько? – я не поверил ушам.

– За десять лет боевой работы много с кем можно познакомиться.

Десять лет! Вот это номер. Пилоты столько не живут! Они или сгорают в своих истребителях, или, пройдя десяток раз через реанимационный контейнер, становятся полными неврастениками, годными только на то, чтобы разводить экзотические цветы в своем саду на провинциальной тихой планете.

– Равванские наемники. Кабацкие воины, – усмехнулся я.

– Это вы зря, лейтенант. Они умеют делать дела… И чаще дела грязные…

– Почему они выбрали меня объектом для забав?

– А вы мало ощущали на себе нездорового внимания?

– Последний из Галахварской школы?

– Последний.

– А вас этот факт не смущает? – я прижмурился, представив, какую бурю вызовут мои слова Но СС спокойно произнесла:

– Меня давно ничего не смущает, лейтенант. Но… но функционировало только жизнеобеспечение скафандров.

«Альбатрос» застыл неподвижно в пяти километрах от центра воронки. Теперь я мог рассмотреть объект. В центре воронки было темное пятно диаметром несколько сот метров. Такая темень, будто кто-то съел звезды.

– Там что-то есть, – прошептал я.

– Думаешь? – произнесла Талана, впервые обратившись ко мне на ты.

– Точно. Там какой-то предмет. Заслоняет звезды

– Может быть…

И тут в темном провале будто включили свет…

И я увидел ЕГО!

Яркий, полосатый – синий с белым, идеальный равнобедренный треугольник со стороной в пару сотен метров. Мне было ясно, что он соткан из нематериальной субстанции, но причину этой уверенности назвать не мог.

– Господи, – выдавил я. – Что это?

– Спроси у хозяев этого недоразумения.

– Если там есть хозяева, – буркнул я, хотя у меня возникло ощущение, будто кто-то огромный, непостижимый бесстрастно рассматривает нас, просвечивает самые сокровенные глубины души. Я почувствовал себя букашкой под микроскопом.

Сколько это длилось? Я потерял счет времени. Увяз в каком-то оцепенении. Мысли теряли четкость и текли плавно по каким-то своим, не зависящим от меня путям. Сначала это было страшно. Потом пришла эйфория… Мне вдруг стало хорошо. Мне захотелось распахнуть купол, оттолкнуться ногами и полететь к этому треугольнику Я очнулся, когда увидел, что пальцы мои шарят по рычагам экстренного аварийного отстрела колпака.

Зажал зубами губу. Ощутил вкус крови. Боль привела меня в чувство. Часы показывали, что прошло одиннадцать минут.

Между тем полосы на треугольнике пропали, и он стал ярко-изумрудным. Резало глаза, но взор я отвести не мог.

Треугольник качнулся. И вдруг начал вращаться, так что воспринимался теперь как изумрудный шар. Он сменил цвет на синий…

И пропал вместе с воронкой…

И тут же ожили все системы истребителя. Диагност через пару секунд доложил:

– Тестирование завершено. Готовность сто процентов.

Я ошарашенно глядел на черное звездное небо. Ничего на нем не было. Ни следов воронки Ни намека на только что прошедший вакуум-пробой. А было ощущение, будто кто-то, обитающий в супервакууме, высунул из норы голову и тут же спрятался обратно.

Сообщения полетели на линкор Последовал моментальный приказ:

– Возвращайтесь с патрулирования. Талана молча задала обратный курс. *** Меня била дрожь при воспоминаниях о фантастической встрече в космосе. Сознание будто пыталось выдавить информацию, которая не укладывалась в него, и мне начинало казаться, что всего этого не было никогда. Но стоило прикрыть глаза, и будто наяву вспыхивала картинка – вращающийся треугольник, превращающийся в яркий шар. И еще меня жег чей-то постусторонний взор, буравил насквозь. И все это было гораздо реальнее, чем та бесполезная суета, которая царила вокруг меня.

Технари выворачивали компьютер истребителя и скачивали всю информацию, но не думаю, что они сильно разжились – восприятие и оценка компом поступавшей информации из-за выхода из строя большинства оборудования, а также наведенных помех были сильно искажены и недостоверны. И получалось, что главный источник информации – показания пилотов «Альбатроса». Так что мы с Таланой получили возможность поупражняться в искусстве рассказчиков. В слушателях у нас недостатка не было.

Я излагал происшедшие события как можно более сжато и сухо. Под буравящими недоверчивыми взорами никакого желания предаваться лирическим отступлениям не было. Да и вообще приходилось думать над каждым словом, поскольку общеизвестно, что для пилота военный психиатр – далеко не лучшее общество.

Заместитель начальника штаба и два бойких парня – помощники начальника отдела контрразведки заставляли нас раз десять переписывать (собственноручно, на бумаге, а не на компьютере!) объяснения. Они задавали вопросы – как правило, не по делу. В этих вопросах сквозила подозрительность. Только не знаю, в чем нас стремились уличить.

Наконец нас оставили в покое. Напрашивалась сама собой идея сбросить напряжение в баре. Но мы отправились в парк, представлявший из себя просторное помещение на пятой палубе линкора. Здесь была искусно воссоздана часть стандартной биосреды – зеленая мягкая трава, деревья, низвергающийся с камней водопад, яркие причудливые рыбки, шныряющие между разноцветных камней в пруду. Мы присели на широкую мягкую скамейку. Обычно в парке было достаточно многолюдно, но сейчас только две медички лениво валялись на траве и пялились в искусственное небо с фальшивыми перистыми облаками.