Одна тень на двоих - Татьяна Устинова

— Точно не поедете? — продолжала приставать жена, а самолигарх, кандидат и магнат вдруг вздохнул протяжным страдальческим вздохом.

Марта перепугалась не на шутку.

— Спасибо, большое спасибо, я сейчас выйду на улицу, погуляюнемного, и мне станет лучше. Просто я переволновалась, а в Москву я не поеду,спасибо, нет…

— Это она тебя боится, — проинформировала мужа Катерина. —Тебя все боятся. Какой-то ужас.

— Поедем, а? — попросил ее муж почти жалобно. — Черт возьми,первый раз за неделю вдвоем, и тут на тебе!.. Хватит, Кать.

— Пока, — попрощалась Катя с Мартой и Даниловым и взялаТимофея Ильича под руку. — Андрей, я позвоню вам и сообщу свой новый мобильныйномер. Сегодня же.

— Спасибо, — сухо поблагодарил ее Данилов. Два гигантскихджипа — «Лендровер» и совсем уж экзотический «Хаммер» — казались по сравнению смашиной Данилова океанскими лайнерами рядом с портовым буксиром. Сыпал мелкийснег, белые шарики отскакивали от полированных крыш. Воздух был холодный ивлажный, какой-то острый.

Катерина запахнула шубу и некоторое время постояла, дышартом.

— От вони голова заболела, — сказала она негромко иоглянулась на Тимофея. — Надо было столько краски вылить! А полы былисказочные, Тим! Особенно в гостиной. Данилов все нарисовал и собирал этукерамику по кусочку. И лестница. На ней специальное покрытие положили, чтобыМашка не полетела со ступенек. Она же носится, как щенок…

— Носится, — согласился Тимофей Ильич и взглянул на женувнимательно. — Ты что, Кать? Плачешь?!

Охрана отошла от них, чтобы не слышать, о чем они говорят.Тимофей покосился на нарочито безразличные спины и за отвороты шубы притянулжену к себе.

— Ты что? — спросил он, близко глядя в серые несчастныеглаза, полные слез.

Нос вздрогнул, покрасневший кончик уткнулся ему в ладонь.Только на одну секунду, но и этого было достаточно, чтобы он вдруг испыталострый, тайный, умильный всплеск любви к ней.

Он все никак не мог привыкнуть к тому, что так ее любит.

— Ты что? — повторил он и встряхнул ее, чтобы это острое итайное чуть-чуть отпустило его.

Он не умел ни от кого зависеть, всесильный, богатый, умный,бесстрашный, расчетливый, очень хладнокровный, очень успешный, очень занятойчеловек.

Он теперь зависел от Катерины, знал это и боялся этого.

От Катерины и детей. Как это получилось, что он так влип?

— Господи, он мне так нравится, этот дом! — заговорила онарядом с его ухом. — Мне все в нем нравится! Я уже придумала, куда мы елкупоставим. И это покрытие на лестнице для Машки! Все же было почти готово, Тим!Кем надо быть, что так все… испоганить?!

И она шмыгнула носом.

— Я сегодня же поручу Дудникову, и он к завтрашнему днюскажет тебе, кем надо быть, — предложил Тимофей, — и даже покажет. И ты саманабьешь ему морду. А?

Она улыбнулась, и ему полегчало.

— Тим, с тобой разговаривать невозможно. Ты слишком…однозначный. Конкретный, как это теперь называется.

— Зачем ты так навязывалась со своим участием? Тебе не всеравно, поедет она в Москву, эта барышня, или не поедет? И этого… как его?..утешать кинулась!

— Я не кинулась его утешать. Ему этот дом нравится дажебольше, чем мне. Дом разгромили, чтобы выбить из-под ног почву именно у него, уДанилова. Мне, например, это совершенно ясно и понятно. К тебе таким способомне подберешься. Ты вообще мог ни о чем не узнать, это он правильно сказал.

— Ну и что?

— Ну и то. У него есть какой-то враг. И это такой… лютыйвраг, который не побоялся втянуть в свои дела Тимофея Кольцова. Самого ТимофеяКольцова!

— Ты что, — спросил он подозрительно, — смеешься? Или решиламне польстить?

— Да что тебе льстить, — вздохнула Катерина, достала изсумочки пачку сигарет и быстро закурила, — ты сам все про себя знаешь. В этомкак раз твое основное преимущество перед остальными людьми.

— В чем? — спросил он глупо. Спрашивать не следовало бы, но ужбольно хотелось послушать про «преимущество».

— В том, что ты все знаешь о себе. Знаешь все свои слабые исильные стороны. Сильные ты холишь и поощряешь, а слабым вздохнуть не даешь. —Она затянулась, искоса взглянула на дом и продолжила, понизив голос: — Я думаю,что дело серьезное, Тим. Серьезное и неприятное.

— Помогать никому не стану, — тут же сказал он, — можешь ненамекать и жалостливо не смотреть. Пусть он сам разбирается… как его…

— Ты давно запомнил, что он Данилов, — начала Катерина язвительно,но муж не принял подачу.

— Это не мои проблемы. И тем более не твои. Достаточно того,что я дал ему десять дней. Если за десять дней он не решит свои проблемы, яуволю его и забуду о нем навсегда. И ты о нем забудешь тоже.

— А если его убьют?

— Значит, убьют, — сказал Тимофей равнодушно. — Еще нехватает мне заниматься такими делами!.. Из-за его личных дел почему-топострадал мой дом! На его месте я бы немедленно повесился. Кстати, ты обратилавнимание, что он совсем не удивился, когда ты сказала, что это скорее всегоименно его проблемы?

— Обратила.

— Выходит, он заранее знал или предполагал что-то такое!Все-таки Дудникова я уволю к…! Почему служба безопасности ни черта никого непроверяет?!

— Она проверяет, Тимыч. Андрей Данилов один из лучшихархитекторов в Москве. И в России, наверное. Он не очень знаменит, ноблагонадежен, как английский завтрак. Кстати, он родной сын Михаила Данилова.Что ты смотришь? — подозрительно спросила она. — Не знаешь?!

Он молчал.

— Тим, это даже ты должен знать. Михаил Данилов. Писатель.Господи, его в школе проходят! Ну, про Северный морской путь иморяков-подводников.

Тимофей Ильич решительно не знал никаких подводников.

Раньше — до Катерины — собственная медвежья дремучесть егоне смущала, он даже бравировал ею слегка. Когда шесть лет назад он женился, этасамая дремучесть перестала ему нравиться.

Он раздражался, когда теща с тестем — тесть, ясное дело,профессор, теща — доктор наук, — жалостливо смотрели на него или понимающепереглядывались, когда он опять попадал впросак. Есть еще бабушка с манерамивдовствующей императрицы. В этом году ей должно стукнуть девяносто, онапребывала в полном рассудке и ничего ему не спускала, особенно когда была в язвительномнастроении.