Невозвратимое - Алиса Арчер

Вытянутая в судороге рука случайно коснулась сталагмита, и агония Книжника, словно передалась кристаллу. Он задрожал, и на его поверхности появилось множество мелких трещин. Свет пульсировал в такт хриплому прерывистому дыханию умирающего человека, и, когда он выдохнул в последний раз, кристалл перестал светиться. Комната погрузилась в темноту. Через несколько секунд внутри кристалла появилось бледное свечение. Оно разгоралось все сильнее и наконец достигло своего максимума. Ослепительное сияние поглотило все вокруг и погасло. Кристалл исчез. Комната вновь обрела первоначальный вид. За окном занималось бледное февральское утро. На холодном темном полу лежал мертвый человек.

1 февраля 2016 года

Москва. Центр исследования аномалий. 05:03

Честно говоря, я не надеялся застать тебя в живых, Петр, – голос Бельского звучал бесстрастно и ровно, что совсем не вязалось с его взглядом, который, казалось, прожигал стены насквозь. – Ты хоть понимаешь, что натворил?

– У меня не было выхода, Володя, – вяло пробормотал Вяземский. Язык не повиновался, тело было ватным, негнущимся, словно у мягкой тряпичной куклы. Он уснул за монитором, пристроив голову на уютном тканевом покрытии коврика для мыши, и проспал почти пять часов.

Слишком мало для того, чтобы полноценно отдохнуть, но достаточно долго, чтобы миновать фазу быстрого сна, когда пробуждение дарует бодрость и прилив сил.

– Ты не оставил мне выбора. Я не мог допустить следующей волны.

– Тебе надо было всего лишь дождаться меня! – теряя контроль, заорал на него Бельский. – Я бы получил данные проверки. И если бы они совпали с твоими, я дал бы разрешение на «красный код». А ты, – в голосе генерала зазвучало отчаяние, – ты освободил этого ублюдка. Ты позволил ему уйти, и теперь найти его будет очень сложно. Мои люди прочесали все окрестные улицы, но не нашли даже следов. Он как сквозь землю провалился. Как и тогда, в 2013-м.

– Не ори, – поморщился Вяземский. Кряхтя и прихрамывая, дотащился до настенного шкафа и достал прямоугольную белую коробку.

– Вот, – указал он Бельскому, – «Макаллан». Берег для особого случая.

– Некогда мне с тобой пить, – прошипел генерал. – Ты меня работой на год вперед обеспечил. Ну где мне теперь эту сволочь искать?

– Нигде. Шесть часов назад Книжник вошел в комнату Уварова. Спустя три часа двадцать семь минут появившийся фантом сжег его. Его больше нет.

– Но как?

– Бери стаканы, генерал. Я все тебе расскажу.

Спустя три четверти часа и половину бутылки виски Вяземский ткнул пальцем в маленькую зеленую точку на экране компьютера. Точка мигала и двигалась, выписывая на дисплее затейливую траекторию.

– Это Вячеслав Долохов, – произнес профессор с некоторым пафосом. – Человек, который пожертвовал своей жизнью, чтобы уничтожить аномалию. Он был моим ассистентом и единственным из сотрудников, кто в полной мере осознавал последствия каждой волны. Он, так же как и я, последние годы жил аномалиями, не видя ничего иного. Он даже давал им имена. Поэтому, когда я позвонил ему ночью и рассказал о своем плане использовать Книжника как живой щит, он вызвался добровольцем. Все произошло очень быстро, но я видел, как Долохов нырнул Книжнику за спину, когда появился фантом. И видел, как эта раскаленная хрень поглотила его. Видеосвязь отключилась, но это, – Вяземский вновь указал рукой на подрагивающую точку, – доказывает, что Долохов жив и продолжает двигаться к цели. Достигнув сердца аномалии, он активирует взрывчатку, предназначенную для «красного кода».

– Что произойдет потом? – опустошив стакан, задал вопрос Бельский.

– Если бы я знал. Возможно, взрыв уничтожит то, что вызывает пространственно-временны́е флуктуации, и остановит рост числа аномалий. Если этого не случится, мы обречены.

– Что будет с уже существующими аномалиями?

– Этого я тоже не знаю. Нам потребуется время, чтобы понять, как изолировать эти зоны и сократить их влияние на окружающую среду, – Вяземский потер лоб и, встретив непонимающий взгляд генерала, продолжил: – Ты знал, что в Карском море практические исчез омуль? А количество муксуна сократилось почти вдвое? Нерестовая миграция этих рыб проходит через аномалию, и они исчезают, не успевая принести потомство. Популяция кабанов в Пермском крае сократилась на треть. Животные подкапывают ограждения на территорию аномальной зоны. Аномалии препятствуют естественному опылению растений и нарушают развитие окружающих экосистем. Я писал тебе об этом в последних отчетах, но ты ведь не читал их, верно?

– Верно, – признал Бельский. – Я виноват перед тобой, Петр. Я так увлекся поисками Книжника, что перестал обращать внимание на все остальное. Но если бы ты хоть немного узнал о нем, ты бы понял мою одержимость.

– Ладно. Теперь это уже не имеет значения.

– Для меня это будет важным всегда. Вряд ли мне удастся смириться, что я упустил его и он избежал справедливого наказания. Для меня он отделался слишком легко. Он заслуживал многократной мучительной смерти. По разу за каждого из моих людей.

– Разве в этом суть правосудия? В отмщении?

– А я и не говорил о правосудии. Я говорил о справедливости. Результатом правосудия становится усредненное наказание, отвечающее закону и принципам морали. Правосудие больше унижает преступника, чем воздает по заслугам. И оно редко бывает справедливым. Истинная справедливость примитивна и предполагает ответное действие, равнозначное содеянному. По справедливости, садиста надо замучить до смерти, у вора – отнять имущество, а убийцу – лишить жизни. Столько раз, сколько убийств он совершил. Я давно не верю в правосудие, Петр. Я ищу справедливости.

– Значит, и мы с тобой заслуживаем той же участи? Чем мы отличаемся от Книжника, если судить по справедливости?

– Я всегда был на стороне закона. Ты – пытался спасти мир. Я убивал тех, кто действительно заслуживал смерти, а те, кого использовал ты, давно потеряли право считаться людьми. Их существование было бессмысленным. Никто не станет о них сожалеть, и тебе не стоит. Ты просто устал и оттого стал слишком сентиментален.

– А может, дело не в усталости, Володя?

– Нет? Тогда в чем?

– Не знаю. Возможно, в нечистой совести. В раскаянии. В невозможности сделать иной выбор. Я часто думаю, что изменилось бы, не прими мы тогда решение посылать в аномалию бездомных. И мне не дает покоя тот факт, что вторая аномалия появилась на следующий день после отправки первой группы.

– Я не верю в возмездие, Петр, даже больше, чем в правосудие, – покачал головой Бельский. – Если и существует кара небесная, почему же она не падает на голову таких, как Книжник?

– Откуда тебе знать, почему он стал убийцей. Возможно, он потерял что-то очень важное? Или у него было тяжелое детство? А может быть, его никто никогда не любил?

– Ты не понимаешь, о чем говоришь! Пытаешься оправдать его, найти причину его поступкам. Но ты не можешь представить и сотой части того, что он совершил. Ты не видел помещений, забитых трупами, которые он после себя оставил. Не слышал тишины в домах, где не осталось больше живых. Он убил сотни, а может быть, тысячи людей. Я расскажу тебе кое-что о Книжнике, чтобы ты понял. Два года назад нам удалось взять его бывшего босса – Мозеса Луццатто. Об этом не сообщали в новостях, вся информация была секретной, и многие тогда на этой операции сделали карьеру. Так вот, Луццатто рассказывал нам, что, когда они с Книжником начинали, около 20 лет назад, в Нью-Йорке было тридцать две противостоящие им группировки. Луццатто искал способы договориться, поделить рынок, а Книжник предложил просто их всех убить. И за пару месяцев в одиночку уничтожил все банды. Собственноручно вырезал всех – от руководителей до курьеров. Нью-Йорк тогда плавал в крови, трупы находили в каждой подворотне. Он сделал это для того, чтобы укрепить их с Луццатто авторитет. И долгие годы после никто не решался встать у них на пути. У меня волосы на голове шевелились, когда Луццатто рассказывал, на что был способен Книжник. А меня трудно впечатлить. Ты знаешь, где я был и что видел. Луццатто признался нам, что боялся своего партнера, потому что никогда не мог понять, что им движет. Даже он считал Книжника безумным маньяком… Он просто не мог обойтись без его помощи.