Медленный человек - Джозеф Максвелл Кутзее

Марияна машет рукой, словно протирает оконную раму или встряхивает кухонное полотенце. – Вы хотите заплатить, чтобы Драго поступил в школу-интернат? – спрашивает она, и чары рассеиваются.

Это действительно то, чего он хочет, – заплатить за образование Драго? Да. Он хочет, чтобы у Драго было хорошее образование, а затем, если он не откажется от своих честолюбивых планов, если море действительно у него в сердце, – чтобы он стал морским офицером. Он хочет, чтобы Люба и ее старшая сестра тоже выросли счастливыми и осуществили то, чего желает их сердце. Он хочет защитить всех этих детей щитом своей благотворительности. И он хочет любить эту превосходную женщину, их мать. Это прежде всего. За это он заплатит чем угодно.

– Да, – отвечает он. – Именно это я и предлагаю.

Она встречается с ним взглядом. Хотя он бы в этом не поклялся, но ему кажется, что она краснеет. Потом быстро выходит из комнаты. Через минуту Марияна возвращается. Она сняла красную косынку, волосы рассыпались. Она держит за руку Любу, в другой руке – розовый рюкзачок. Она что-то шепчет ребенку на ухо. Девочка, сунув в рот большой палец, поворачивается и смотрит на него с любопытством.

– Мы должны идти, – говорит Марияна. – Спасибо вам. – И в мгновение ока они исчезают.

Он это сделал. Он, пожилой человек с узловатыми пальцами, признался в любви. Но осмелится ли он хоть минуту надеяться, что эта женщина, на которую он, ничего заранее не обдумав, не колеблясь, возложил все свои надежды, ответит ему взаимностью?

На следующий день Марияна не приходит. Не появляется она и в пятницу. Тучи, которые, как он думал, исчезли навсегда, возвращаются. Он звонит Йокичам домой, слышит на автоответчике женский голос, но это не голос Марияны (чей? другой дочери?). «Это Пол Реймент, – говорит он. – Не могла бы Марияна мне позвонить?» Звонка не последовало.

Он садится писать письмо. Дорогая Марияна, пишет он, боюсь, что вы меня неправильно поняли. Он зачеркивает меня и пишет: смысл моих слов. Но какой такой смысл могла она неправильно понять? Когда я впервые вас встретил, пишет он, начиная новый абзац, я был в тяжелом состоянии. Что неверно. Выть может, его колено было в тяжелом состоянии, но не он сам. Если бы он знал, каким словом описать свое состояние, когда он познакомился с Марияной, он бы также знал и смысл своих слов – каков он сегодня. Он зачеркивает тяжелом. Но что написать вместо этого?

Пока он размышляет, звонят в дверь. Его сердце начинает радостно биться. Значит, это трудное слово да и трудное письмо в конце концов не понадобятся?

– Мистер Реймент? – звучит голос в домофоне. – Это Элизабет Костелло. Могу я с вами поговорить?

Элизабет Костелло-кто бы она там ни была – требуется немало времени, чтобы подняться по лестнице. Когда она добирается до двери, то тяжело дышит. Пожалуй, ей за шестьдесят – скорее около семидесяти, нежели шестьдесят с небольшим. На ней шелковое платье в цветок. Сзади такой глубокий вырез, что видны довольно мясистые плечи в малопривлекательных веснушках.

– Больное сердце, – говорит она, обмахиваясь. – Почти так же мешает жить, как (она делает паузу, чтобы перевести дух) больная нога.

Такое замечание, произнесенное незнакомкой, кажется ему неуместным, неподобающим.

Он приглашает ее войти, предлагает сесть. Она просит у него стакан воды.

– Я собиралась сказать, будто я из Государственной библиотеки, – сообщает она, – собиралась представиться как один из волонтеров библиотеки, явившийся, чтобы оценить размеры вашего дара – я имею в виду физические размеры, дабы мы имели возможность планировать заранее. Позже бы выяснилось, кто я на самом деле.

– Вы не из библиотеки?

– Нет. Это была бы неправда.

– Тогда вы?…

Она обводит гостиную одобрительным взглядом.

– Меня зовут Элизабет Костелло, – отвечает она, – как я уже сказала.

– Ах, так вы та Элизабет Костелло? Простите, я сразу не понял. Извините меня.

– Всё в порядке. – Она пытается подняться с мягкого дивана, в котором утонула. – Давайте перейдем к сути дела. Никогда прежде мне не приходилось заниматься ничем подобным. Вы мне подадите руку?

Он в недоумении. Подать ей руку? Она протягивает правую руку. С минуту он держит пухлую и довольно прохладную женскую руку, с неудовольствием замечая, что его собственная рука от долгого бездействия приобрела мертвенно-бледный оттенок.

– Итак, – говорит она, – как вы видите, я вообще-то Фома неверующий. – Он смотрит на нее с озадаченным видом, и она продолжает: – Я имею в виду, что хочу выяснить для себя, что вы за существо. Хочу быть уверенной, – и теперь он действительно ее не понимает, – что наши два тела не пройдут сквозь друг друга. Конечно, это наивно. Мы же не призраки, мы оба, – отчего же я так подумала? Будем продолжать?

Она снова тяжело опускается на диван и, расправив плечи, начинает декламировать:

– «Удар обрушивается на него справа, резкий, внезапный и болезненный, как удар током, и сбрасывает с велосипеда. „Расслабься!" – говорит он себе, пролетая в воздухе», – ну и так далее.

Она останавливается и смотрит на него, словно проверяя произведенный эффект.

– Вы знаете, о чем я себя спросила, когда впервые услышала эти слова, мистер Реймент? Я спросила себя: зачем мне нужен этот человек? Почему бы не оставить его в покое? Пусть он себе едет мирно на своем велосипеде, не замечая, как Уэйн Брайт или Блайт – назовем его Блайт – несется сзади, чтобы испоганить его жизнь и отправить сначала в больницу, а затем снова в эту квартиру с неудобной лестницей. Кто мне этот Пол Реймент?

«Кто эта сумасшедшая, которую я пустил в свой дом? Как же мне от нее избавиться?»

– И каков же ответ на ваш вопрос? – осторожно осведомляется он. – Кто я вам?

– Вы пришли ко мне, – отвечает она. – В определенном смысле я не властна над теми, кто ко мне приходит. Вы пришли, бледный и сутулый, е костылями и квартирой, за которую так упорно цепляетесь, с коллекцией фотографий и всем остальным. Вместе с хорватским эмигрантом Мирославом Йокичем – да, это его имя, Мирослав, друзья зовут его Мэл, – и с вашей зарождающейся привязанностью к его жене.

– Она не зарождающаяся.

– Нет, зарождающаяся. Вы выплескиваете перед ней свои чувства, вместо того чтобы держать их при себе, хотя понятия не имеете – и сами знаете, что понятия не имеете, – каковы будут последствия. Поразмыслите, Пол. Вы действительно хотите заставить нанятую вами женщину вкинуть семью и жить с вами? Вы думаете, что принесете ей счастье? Ее дети будут обозлены и сбиты с толку, они перестанут с ней разговаривать; она будет весь день, рыдая, лежать в постели, совершенно безутешная. Как вам это понравится? Или у вас есть другие планы? Вы планируете, что Мэл войдет в море, покрытое бурунами, и исчезнет, оставив вам своих детей и жену? Я возвращаюсь к своему первому вопросу. Кто вы. Пол Реймент, и что уж такого особенного в ваших амурных устремлениях? Вы полагаете, что вы – единственный мужчина, который в осеннюю пору своей жизни – я бы даже сказала в позднюю осень – нашел то, чего никогда не знал прежде? Пенни за пару, мистер Реймент, историям, подобным этой, красная цена – пенни за пару. Вам нужно придумать что-нибудь поинтереснее.