Навек с любимым - Карла Кэссиди

– Мы оба немного были не в себе, – непринужденно ответил он.

– Да, но ты знаешь меня, я всегда словно с цепи срываюсь, когда на что-нибудь злюсь.

Он улыбнулся, и его темные глаза засеребрились при свете луны.

– Другой бы я тебя и не признал.

Она улыбнулась ему в ответ. У нее отлегло от сердца, когда поняла, что он простил ее.

– Сегодня за ужином нам тебя не хватало, – сказала она.

– Я ездил в город в гости вместе с Сьюзи и ее мужем. – Он вытащил руки из карманов и провел ими по волосам. – Она ждет ребенка, и мы устроили в честь этого небольшой праздник.

– О, это чудесно, – воскликнула Фрэнсин. – Ты, наверное, счастлив.

– Да. – И он снова он просиял, и тепло разлилось по телу Фрэнсин. От улыбки Трэвиса с ней всегда происходило такое. – Если будет мальчик, то они назовут его в мою честь.

– О, Трэвис, я так рада за тебя! – Фрэнсин заставила себя не обращать внимания на мгновенное желание обвить его шею руками. Где-то в глубине сознания она понимала, что дотрагиваться таким образом до него опасно. – Тут как-то Поппи сказал, что ты сам должен иметь полный дом своих ребятишек.

Улыбка Трэвиса погасла, и он сверкающим взором пристально посмотрел на нее.

– Я всегда думал, что так оно и будет. И что ты станешь вынашивать моих детей.

Воцарилось молчание. Его обнаженная грудь светилась в лунном свете, она казалась такой теплой, крепкой… Фрэнсин помнила ощущения от прикосновения к ней своих пальцев.

– Я всегда говорила тебе, о чем мечтаю, – наконец тихо произнесла она. Она отвела от него взгляд и уставилась на луну. – Ты же понимал, что для меня важно.

– Да, но я всегда думал, что это просто твои детские разговоры. Ты же знаешь, маленькие девочки всегда мечтают стать балеринами, а мальчишки – пожарными. А ты хотела быть актрисой.

Фрэнсин решительно скрестила на груди руки, желая сменить тему, зная по опыту, что они играют с огнем, начиная говорить о прежних мечтах.

– Так, значит, когда Сьюзи должна родить?

– Где-то в конце марта. – И снова он засунул руки в карманы. – Как хорошо, что в семье появится ребенок! Сьюзи говорит, что она хочет большую семью, четверых или пятерых детей.

– А как насчет Маргарет? Она тоже хочет кучу детишек?

Он кивнул.

– Со временем да. Сейчас она сосредоточилась на том, чтобы получить учительскую степень. Но она всегда говорила, что тоже хочет большую семью.

– А ты еще не забросил свою гитару?

– Нет, хотя уже давно не играл.

– Мне так нравилось слушать, как ты играешь и поешь… – Фрэнсин вспомнила звук его голоса, глубокий и проникновенный. Даже Поппи иногда присоединялся к нему на крыльце по ночам, когда Трэвис приносил гитару, и они вместе пели старинные баллады. – Ты пел не хуже многих нынешних певцов.

Он снова улыбнулся.

– Разница, Фрэнсин, состоит в том, что я никогда не хотел быть певцом, не хотел выступать. Все, чего я хотел, так это когда-нибудь петь колыбельные своим детям.

Боль пронзила Фрэнсин, едва она представила себе Трэвиса, как он держит на руках Грэтхен и поет ей сладкую колыбельную песенку.

Если бы я осталась в Купервиле, свершилось бы это? Построили бы мы с Трэвисом совместную жизнь или нет? Не знаю. Мы оба были такими молодыми, а Трэвис был завален всякими обязанностями – у него была на ручках больная мать и младшие сестренки. И скорее всего, в его жизни молодой жене и младенцу не нашлось бы места.

Нет, я правильно поступила, что уехала и не рассказала ему о Грэтхен. В то время у. него было и так много обязанностей. А теперь уже слишком поздно.

– Мне пора идти домой, – сказала она. – Я просто чувствовала, как важно для меня, чтобы мы объявили перемирие на то оставшееся время, что я пробуду здесь.

Он кивнул.

– В этот уик-энд в городе состоится карнавал. Почему бы нам не поехать всем вместе и не повеселиться? А Грэтхен получила бы какой-нибудь подарок.

Фрэнсин замялась.

– Ладно, – наконец сказала она, несмотря на свои опасения по поводу целого дня, проведенного с Трэвисом. – Бетти что-то говорила об этом. Она жаловалась на то, что в ресторане почти никого не будет, все устремятся на карнавал, и дала мне выходной. А в котором часу мы поедем?

– Я заеду за вами около одиннадцати.

– Мы будем готовы.

Она хотела было уйти, но остановилась, так как он положил ладонь на ее руку. Повернулась к нему и мгновенно поняла, на какую опасную почву она встала.

Глаза его разгорелись чувством, которое переполняло и ее. Желание. Простое и чистое, оно прошло по всему ее телу, словно омыв его. Он обнял ее, и, когда губы его коснулись ее губ, она поняла, что именно предчувствие этого заставляло сердце ее так трепетно биться в тот самый момент, когда она вылезала через свое окно.

Жаркие, неугомонные, его губы завладели ее ртом, но она даже и не думала сопротивляться. Вместо этого подставила ему губы, позволяя сделать поцелуй более глубоким. А сама тем временем ласкала ладонями его теплую, с твердыми мышцами грудь.

Где-то в глубине сознания она понимала, что они не должны делать этого, однако не желала останавливаться. Она думала о том, что, когда вернется в Нью-Йорк, одинокая и несчастная, эти воспоминания о поцелуях Трэвиса будут поддерживать ее.

Поцелуй их все длился, и Трэвис прижимал ее к себе все крепче и крепче, одной рукой гладя ее тело под блузкой, там, где была спрятана под одеждой упругая грудь. Она чувствовала, как горяча его рука, как напряглись у нее соски, твердея от его ласки.

Огонь пробежался по жилам, и внутри забушевало пламя, которое мог потушить один только Трэвис. И когда наконец он прервал поцелуй, дыхание Фрэнсин стало быстрым, неровным. Он застонал, проведя губами вдоль ее шеи, немного задержавшись, чтобы насладиться впадинкой у плеч. С удивительной ловкостью его пальцы справились с пуговицами на блузке, а потом он провел рукой по спине и расстегнул лифчик.

Неописуемое наслаждение поглотило ее, а Трэвис тем временем стянул лифчик и накрыл ее грудь своей рукой. Он наклонил голову и коснулся ее набухшего соска языком. Она едва не задохнулась от этого нового упоительного ощущения.

Трэвис выпрямился, снова завладев ее ртом, бедра его при этом вдавились в нее, и она поняла, насколько он возбужден.

– Фрэнни… – прошептал он ей на ухо, и его теплое дыхание вызвало дрожь желания, пробежавшую у нее по спине. – Пойдем домой. Пойдем ко мне, позволь мне любить тебя.

Слова его вызвали у нее поток воспоминаний, воспоминаний о той единственной ночи, когда она полностью подарила себя ему. Она вспомнила, как он заполнил собой все ее тело и душу, как сердца их бились в унисон, как они наслаждались, в первый и в последний раз занимаясь любовью.