Чумовой рейс - Григорий Славин

– Это не мои дела. Вы вторгаетесь в зону чужих интересов.

Слава выбрал шар-жертву и вогнал его в лузу. Внутри стола раздалась гулкая дробь.

– Партия. – Уложив кий на стол, он вынул сигарету и закурил. – Давайте я попробую угадать, что это за зона. Это зона, куда включены капризы типов вашего ближнего круга. Можно красть, грабить, увозить замужних женщин – и при этом ощущать себя порядочным человеком. Тут уж не о чужих интересах речь идет, господин Марецкий. Тут интересы человека, чья жена была похищена вашим партнером по бизнесу.

Марецкий засуетился.

– Господин хороший, вы требуете от меня искренности, сами же вошли в мой дом с обманом. Все, что вам нужно, оказывается, – это заманить в ловушку моего партнера, как вы сказали, по бизнесу. Однако поставьте себя на мое место. Откуда мне известно, что вы не киллер или не сумасшедший? Кстати… Вы не сумасшедший?

– Нет.

– Тогда я прошу вас покинуть мой дом самостоятельно.

– Какова цена вашего договора с Жидковым?

– Прошу вас уйти.

– На чем он вас зацепил? Женщины? Налоги? Криминал?

– Пошел вон.

Покусав губу, Слава развернулся и направился к выходу. По дороге он еще раз покосился на дверь комнаты и в состоянии смятения в душе добрался до прихожей. Приятно посмотреть на эту прихожую. Верхняя одежда и обувь гостей тут же убирается в зеркальный шкаф. Туда же помещаются шляпы гостей, трости, зонты и все остальное, что может подсказать незваным посетителям число находящихся в каюте людей.

– Последний вопрос: вы были знакомы с Кирой?

Не ответить Марецкий не мог. Ему хотелось, чтобы гость поскорее убрался.

– Кто это?

– Это женщина, которую Марецкий обманом увлек на этот корабль.

– Нет, конечно. Я не знаю никакой Киры. Всего хорошего.

– Уверен, мы еще увидимся, – пообещал Слава. – И вы потеряете больше, чем могли бы приобрести.

– Постараюсь, чтобы этого не случилось, – заверил Марецкий.

– Бильярд – дерьмо. Стол кривой.

– Потому вы и выиграли.

На выходе из дома Слава услышал, как охранник терпеливо и вежливо объяснял кому-то по телефону: «Уверяю вас, в нашей каюте на барабанах никто сейчас не играл, в нашей каюте нет музыкальных инструментов…»

Выйдя на палубу, Слава понял, что его так растревожило. Только сейчас, глотнув свежего воздуха, который сыграл роль кофейных зерен в парфюмерном магазине, он втянул носом морской холодок и понял. Красная сумочка от Миу Миу в одном из огромных кресел. Не спутать, потому что на замочке разборчиво: «Миу Миу». Латинскими буквами, понятно. Любимая сумочка Киры. Любимые вещи Слава определял как наиболее используемые. У Киры было много сумочек, но чаще всего она появлялась с этой.

– Сколько женщин кладет помаду в сумочки от Миу Миу? – усмехнулся он в черное небо.

Антоныча и Геры не было видно. Чего удивляться: лайнер как микрорайон, за каждой переборкой пивные точки. Оторвавшись от поручня, Слава наугад отправился на поиски. Главное, чтобы Гриша спал.

У Гриши здоровый сон даже во время болезни. Он может спать в шторм, в грозу, он безмятежно предается сновидениям даже в доме с призраками.

Как в том доме.

Гриша не хотел тот дом. Он к земле равнодушен, как к чужому простатиту. Но все вокруг покупали дома, и Кира почувствовала себя полной идиоткой. Мы там огород разводить не будем, предусмотрительно обещала она, чтобы не корячиться. Дом Кира в деревне иметь хотела, чтоб не корячиться. Мы там, сказала она, картошки чуть-чуть посадим. Чтобы приезжать и запекать на костре. Никаких мешков, лопат и финалгона. Ну, еще немножко болгарского перца, помидоров и огурцов. А то как-то тупо приезжать и запекать одну картошку. И еще чуть-чуть малины. А то на эту зиму варенье есть, а на следующую уже нет. Так вот, надо чтобы было, а то вдруг ангина. Пару кустов. А так она везде цветы высадит. А Гриша сделает беседку. Почему она решила, что Гриша сделает беседку, Гриша не знал. Он раньше беседок никогда не делал и сказал, что против беседки. А также против помидоров, цветов, перца и дома. И тогда Кира оставила червей, чтобы Гриша кормил вуалехвостов, шесть куриных ног, чтобы Гриша кормил Гришу, и уехала к тете плакать.

На балконе вечером одинокий Гриша с высоты собственного роста отбивал куриные ноги друг от друга. Ноги крошили бетон, летали по балкону, разбили банку с малиновым вареньем, но отбиваться друг от друга отказывались. Варенье Гриша положил в унитаз, а ноги – обратно в морозилку. Посолил червями аквариум, позвонил тете и сказал Кире, что дом так дом.

Дом был и правда как дом. Четыре стены, крыша, кирпич, 2 этажа, 10 соток, свет, слив общий. Но ближе к июню стали в нем возникать предпосылки для приезда специального агента Фокса Малдера. То в окно ночью кто-то стучит и матом признается в любви Евдокии Макаровне, то собака во дворе с цепи рвется. Хотя, к слову сказать, собаки-то никакой у Гриши с Кирой и не было. Зато был впечатлительный кот, перемещенный из душного города на чистый воздух для стабилизации психики. Однажды майским утром он глянул в окно, заорал человеческим голосом и упал с подоконника на пол как кирпич.

Дом был куплен у одного сбегающего в столицу начинающего прозаика. Как стало известно через несколько месяцев, прозаик немножко умер. Тоже в окно посмотрел, наверное. В Бирюлеве где-нибудь. С этого все и началось. Верующая через бабок в бога Кира твердила, что дух начинающего прозаика вернулся в деревню и сейчас требует признания. Немного взвинченный крещеный атеист Гриша заорал, что поэт все деньги получил до последней копейки, что настоящие прозаики после смерти признание как раз и получают, и пошел он вообще на хер. Но Кира была непоколебима: прятала на ночь, крестясь, топор, а каждое утро и даже по ночам требовала поскорей продать дом, пока прозаик не нашел спички. Гриша упирался изо всех сил, потому что в деревне ему понравилось: не нужно покупать губки для обуви. А если Кира на самом деле добра семье желает, то пусть поможет топор найти, а то замок к калитке прикрутить нечем.

Но в ту же ночь раздался душераздирающий вопль, уходящий по синусоиде куда-то вниз. Словно крейсер свалился в водопад с включенной сиреной.

Фельдшер Гришу успокоил: перелом ноги – ерунда, срастется как у собаки. Куда больше его беспокоит душевная организация тети. Во время наложения гипса она утверждала, что видела Буйнова. Любимый певец зашел к ней в спальню в клубах оранжевого дыма, и из одежды на нем была только гитара через плечо. Он неубедительно пообещал тете многократный и запоминающийся секс, заверил, что никого не хочет так, как хочет ее, утверждал, что обнимает другую, а думает о тете, – словом, вел себя точь-в-точь как покойный дядя. Тете этот визит показался странным, и она, чтобы не испортить мнение о творчестве артиста, бросилась, как ей показалось, в дверной проем. Приземление на «дамские пальчики» с оконной рамой на плечах оказалось для нее полной неожиданностью. Раньше такого за тетей не наблюдалось. Большее, на что хватало ее эксцентрики, – это на жалкий шепот: «Вы не правы». А тут нате, все в томате. Это еще Кира не знала, что люди помидоры уже подвязали. А то еще неизвестно, чем бы этот паркур закончился.