Мы из российской полиции - Алексей Макеев

– Да, сэр, я тоже так думаю, – кивнул белобрысый.

– Эти детективы из Скотленд-Ярда пытались выяснить, кто мог звонить господину Кённелю? – испытующе глядя на него, поинтересовался Лев.

Тот лишь недоуменно пожал плечами. «Дуболом! – мысленно помянул Гуров «Лестрейда-два». – Это надо было выяснить в первую очередь. А он из своих пустых амбиций даже не почесался. Идиот! Его напарник, вон, и сообразительнее, и проще оказался. А этот охламон, поди, только и умеет расшаркиваться перед начальством».

– Я понимаю, что любая информация, связанная с господином Кённелем, относится к категории секретной и огласке не подлежит, – заговорил он, потирая лоб, что было признаком напряженного раздумья. – Но тем не менее вы не могли бы мне сказать хотя бы, каким направлением занимался ваш патрон до того, как ушел в отставку?

Белобрысый надолго задумался, после чего очень тихо сообщил:

– Ближний Восток и Северная Африка. В первую очередь Иран, Алжир, Марокко, Тунис. Только, сэр, я вам ничего не говорил. Сообщаю вам это только потому, что, может быть, благодаря моей информации вам удастся установить, кто заказчик убийства. Насколько я знаю, ваш патрон тоже под прицелом…

Поблагодарив его хотя бы за такие сведения, Лев вышел из отеля и, взяв такси, отправился к «Британскому содружеству».

В конференц-зале очередное пленарное заседание шло своим ходом. Один из выступающих темпераментно, с запалом доказывал необходимость создания специального международного центра по ведению информационной войны с террором. По его мнению, подобный центр мог бы, с одной стороны, вклиниваясь в информационные связи террористических группировок и объединений, вносить в их деятельность сумятицу и хаос. А с другой, получая всеми мыслимыми способами информацию о самих группировках и их лидерах, – немедленно снабжать ею специальные контртеррористические подразделения.

Когда был объявлен перерыв, в холле Гуров подошел к Алексею Юрьевичу и рассказал о случившемся в «Альбионе». Высказал и свои догадки о возможных причинах убийства Кённеля.

– …Он, как и вы, тоже работал на ближневосточном и североафриканском направлениях. Возможно, и он, и вы сталкивались с одними и теми же людьми, которые сейчас очень хотели бы избавиться от всех, кто их знает, – закончил он свое повествование. – Вспомните, кто из тогдашних политиков, военных, мусульманской знати на сегодня ушел в террористические структуры. Может быть, они и есть авторы всех этих «заказов»?

– Да, похоже на то… – согласился Смирнов. – Значит, они решили не повторяться. Французу устроили сердечный приступ, меня пытались отравить, Кённеля убил снайпер… И все мы имели отношение к Ближнему Востоку и Северной Африке. Кстати, Кённель – он какой из себя?

– А вот, я снял его камерой сотового, – Лев достал из кармана телефон и, поманипулировав кнопками, вывел на дисплей фотоснимок убитого в «Альбионе».

Алексей Юрьевич, нахмурив лоб, некоторое время изучающе смотрел на искаженные смертью черты лица Кённеля, что-то напряженно вспоминая.

– Да, я его помню… – наконец нарушил он молчание, утвердительно кивнув головой. – С ним я несколько раз сталкивался в Тунисе. По-моему, он там владел небольшой автомастерской, и звали его… Михаэль Фогельман. Точно, Михаэль Фогельман! В таком разе можно попробовать вычислить того, кто опасается нашего с ним знакомства. Кто же он, кто же, кто же?..

Заложив руки за спину, с озабоченным видом Смирнов прошелся по холлу, но в этот момент прозвучало приглашение пройти в зал. Когда в зале установился хотя бы относительный порядок, председательствующий – все тот же Джордж Гоу – объявил очередной вопрос повестки дня. Но в этот момент со своего места вновь поднялся Смирнов и, попросив слова, объявил о том, что около часа назад в своем гостиничном номере был убит Альфред Кённель.

Потрясенный услышанным зал мгновенно умолк. Присутствующие с недоумением и тревогой воззрились в сторону Алексея Юрьевича. Джордж Гоу, утерев обширную лысину носовым платком и хлопая глазами, пригласил его на кафедру, чтобы Смирнов сообщил детали происшедшего. Поднявшись из зала, тот вкратце изложил услышанное от Гурова. Его голос звучал сдержанно и твердо, но в нем ощущалась и какая-то ностальгическая грустинка:

– …Я задумался над тем, кто мог бы быть организатором и заказчиком всех этих покушений – и на Якоба Дарри, и на меня, и на Альфреда Кённеля… – Алексей Юрьевич, опустив голову, сделал небольшую паузу. – Должен сказать, что я, как представитель бывшего Союза, а теперь России, согласно логике вещей как будто бы должен был воспринять смерть своих бывших коллег, в свое время находившихся в других «окопах», по меньшей мере без намека на скорбь и сожаление. Мы были непримиримыми соперниками. Мы принадлежали к разным блокам и порой воспринимали друг друга как врага. Но тем не менее мне очень жаль, что эти люди прежде времени ушли из жизни. И я хотел бы назвать того, кого считаю их убийцей. Сегодня этого человека зовут Шихабуддин. Насколько мне известно из закрытых источников, он – один из главарей террористического так называемого «Черного альянса», о котором вчера мы уже вели речь. Но это его сегодняшнее имя. Ранее это был агент разведслужб Соединенных Штатов Николас Боллз, принявший ислам и перешедший на службу к тому, кого террористы величают шахом шахов, султаном султанов, царем царей. Настоящее имя главаря «Черного альянса» мне, к сожалению, пока неизвестно.

Сказанное Смирновым произвело впечатление, обычно именуемое журналистами «эффектом разорвавшейся бомбы». Сразу в нескольких концах зала послышались возмущенные протестующие возгласы.

– Этого не может быть! – задыхаясь от приступа аллергического кашля, выкрикнул бывший резидент ЦРУ по Восточной Европе Алан Гарринс. – Он мой хороший товарищ, и я не позволю марать его честное имя! Николас погиб смертью героя во время пересечения ливийско-тунисской границы. Мистер Смирнов, сказанное вами – ложь и клевета!

– Сэр, вы можете каким-то образом подтвердить достоверность своей информации? – пытаясь соблюсти некий нейтралитет, поинтересовался Джордж Гоу.

– Мистер Гарринс, вы прекрасно знаете о том, что Николас Боллз не погиб на пустынной дороге, перевернувшись в машине, потерявшей управление, – с чуть заметной улыбкой ироничного сожаления Алексей Юрьевич покачал головой. – В том «Шевроле» сгорел совсем другой человек. Николасу Боллзу нужно было как-то обставить свое исчезновение, и он задействовал вариант с автокатастрофой. На исламистов из «Аль-Каиды» он работал с конца восьмидесятых. Откуда такая информация? От наших информаторов из арабских стран. Если бы он не инсценировал свою гибель, его устранили бы по приказу из Лэнгли – там узнали об измене Боллза и уже решали вопрос, как от него избавиться. Ну а его самостоятельный уход устроил всех, и поэтому Боллза официально решили считать героем, погибшим при исполнении опасного задания.

– Ложь! Ложь! Ложь! – уже без особого запала, с некоторым даже унынием повторил Гарринс.

– Хорошо… – Смирнов усмехнулся. – Я лично был на месте автокатастрофы в тот момент, когда тунисские пограничники и пожарные осматривали только что потушенную машину. В кабине был всего один человек, собою довольно тщедушный, ростом около пяти с половиной футов, тогда как Боллз был телосложения весьма крупного, при более чем шести футах роста. И последнее. Среди тех, кто в этот момент, кроме меня, проезжал мимо и остановился, чтобы посмотреть на последствия автокатастрофы, был и хозяин небольшой тунисской автомастерской Михаэль Фогельман, настоящее имя которого – Альфред Кённель. Вам это ни о чем не говорит?