Внуки - Вилли Бредель

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 145
Перейти на страницу:
вспухли губы.

— Повернуться!

Вальтер Брентен вновь поворачивается и взглядывает на бледного тощего гестаповца. Тот говорит, кивая штурмовику:

— Отвести!

По коридору они возвращаются к лестнице. В одной из задних комнат все еще гремит патефон. И ничто больше не нарушает мертвой тишины здания.

Вальтер лихорадочно размышляет, что могло случиться. Вдруг его пронзает мысль: «Тимм арестован! Нам хотят устроить очную ставку. Какой тяжелый удар для партии! Конечно, я его не узнаю. Ни единым мускулом лица нельзя выдать, что мы знакомы, посмотрю на него так, словно вижу его впервые, словно это абсолютно незнакомый человек. Хорошо сыграть — вот что сейчас самое важное».

Лестничную площадку пересекает штурмовик с кобурой на поясе и проходит в другой коридор, в конце которого стоит вооруженный карабином часовой. Когда Вальтер в сопровождении конвойного подходит ближе, часовой вынимает ключ из кармана и отпирает дверь. Вальтер соображает: «Эта дверь ведет из старого в новое здание полицей-президиума». Конвойный проходит в следующее помещение. Он что-то шепотом говорит молодому полицейскому, и тот через двойные, обитые кожей двери отправляется в кабинет.

Штурмовик садится. Вальтер, стоя возле него, ждет. Мысль, что Тимм арестован и сейчас им устроят очную ставку, превращается в навязчивую идею. Он продумывает все детали той роли, которую через несколько минут разыграет. Если Тимм уже в кабинете, он посмотрит на него совершенно равнодушно, словно перед ним чужой, незнакомый человек. Если его спросят, знает ли он этого человека, он с интересом и удивлением посмотрит на Тимма и невозмутимо ответит: нет, не знает, впервые видит. Впрочем, что надо говорить, ясно; важно так говорить и так держать себя, чтобы обмануть даже самых прожженных следователей.

Молодой человек в щеголеватой полицейской форме выходит из кабинета, оставляет дверь открытой и бросает:

— Брентен! Войдите!

Вальтер входит в узкую, но довольно длинную комнату, в глубине которой, под портретом Гитлера, изображенного почти в натуральную величину, сидит за огромным письменным столом полицей-сенатор Пихтер. Вальтер останавливается у дверей и смотрит на человека, сидящего за письменным столом. Пихтер окидывает его пристальным взглядом.

— Подойдите ближе!

Вальтер медленно подходит и останавливается шагах в трех от письменного стола.

— Садитесь!

Вальтер смотрит на кресла, стоящие по обе стороны письменного стола, и садится так, чтобы свет падал сзади.

— Нет не сюда, вот в это кресло.

Он садится в другое кресло и часто моргает — отвык от яркого дневного света.

Пихтер открывает дело, что-то читает там и, подняв голову, смотрит на Вальтера.

— Вы редактор «Гамбургер фольксцайтунг», так?

— Я был им.

— Были? Как понимать вас?

— «Гамбургер фольксцайтунг» запрещена.

— О да, мне это известно, — улыбаясь, говорит полицей-сенатор, — но ведь вы ее выпускаете, несмотря на запрет?

— Нет!

— Как же? Разве вы не пишете статьи для нелегальной «Фольксцайтунг»?

— Пишу. Но газету не выпускаю.

— А кто ж ее выпускает?

— Моя партия.

— Я спрашиваю, кто из членов вашей партии?

— Этого я не знаю.

— Вздор! Послушайте, неужели вы думаете, что меня можно убедить, будто вы не знаете, кто выпускает газету и где она печатается?

— Этого не знает никто, кроме тех, кто ее выпускает.

— Да-а? — Пихтер удобно откидывается на спинку кресла и несколько секунд разглядывает сидящего напротив него Вальтера; Вальтер смотрит ему прямо в лицо.

Вальтер Брентен представлял себе нацистского полицей-сенатора совсем другим. Этот похож на разжиревшего приказчика. Розовое, толстощекое, гладкое лицо, темные волосы, низкий выпуклый лоб, глаза навыкате; роговые очки с толстыми стеклами.

Первое впечатление — благодушный, безобидный конторский служащий. Вальтер вспоминает, что этот нацистский полицей-сенатор одновременно является штандартенфюрером штурмовиков. Тот смуглый негодяй-комиссар с бархатистыми глазами по внешности своей тоже не отвечает представлению о гестаповском комиссаре, но в нем с первого взгляда угадываешь низкого, подлого субъекта. Этот же похож на тех бухгалтеров, управляющих делами и заведующих конторами, что живут за городом на Эльбском шоссе, тупых слуг своих хозяев, людей с пустыми лицами и легко гнущимися спинами.

— Я готов поверить тому, что вы мне рассказываете, — продолжает полицей-сенатор. — Готов поверить, что вы только пишете статьи для вашей нелегальной газеты.

Вальтер утвердительно кивает.

— Гм. Расскажите же, как вы передаете ваши статьи тому, кто их печатает?

— По правилам подпольной работы, — отвечает Вальтер, быстро соображая, какую же сказку рассказать этому благодушному дяде-сенатору.

— Меня интересует, как все это происходит. При вас были написанные статьи, вы собирались их кому-то передать, так ведь? Кому вы хотели их передать или куда?

— Разве вам неизвестны правила подпольной работы? — говорит Вальтер Брентен тоном чрезвычайно удивленного человека. — Происходит это следующим образом: я пишу статьи для газеты и каждую среду во второй половине дня, в условленный час, передаю их определенному лицу.

— Несколько точнее, пожалуйста.

— Тут уж начинают действовать правила подпольной работы, — чистосердечно звучит ответ. — В последнюю среду я должен был передать свои статьи женщине, которая на Генземаркт зарисовывала памятник Лессингу.

— Она всегда по средам зарисовывает памятник Лессингу?

— Нет, не думаю. Вероятно, только в прошлую среду. Она взяла бы у меня статьи и сообщила, где и кому передать их в следующую среду. Таким образом, каждую среду устанавливаются встречи всегда в новых местах и всегда с новыми лицами, которые друг друга не знают и никогда даже не виделись.

Полицей-сенатор вертит карандаш между пальцами тем движением, каким свертывают сигарету, и неотступно смотрит сквозь толстые стекла очков на своего узника. Узник выдерживает взгляд своего тюремщика и глаз не отводит.

— Через кого и как вам сообщают, о чем вы должны писать в следующий раз?

— Через тех же самых лиц, — отвечает Вальтер. — Обычно я получал записку, в которой излагались задания. Прочитав такую записку, я обязан тотчас же уничтожить ее.

— А кто писал записки?

— Это знали только связные, но и они могли не знать.

— А кто вам передавал напечатанные нелегальные газеты?

— Я никогда не получал их.

— Вы не видели ни одного номера нелегальной «Гамбургер фольксцайтунг»?

— Нет!

— Кто этому поверит!

— А почему? Ведь эта газета печатается не для меня.

Пихтер отшвыривает карандаш, вскакивает с кресла и, перевалившись всем корпусом через стол, наклоняется к Вальтеру Брентену. Лица их отделяет теперь расстояние меньше полуметра. Оба молчат, уставившись друг на друга. Углы рта у полицей-сенатора подрагивают. Но он сдерживается и сдавленным голосом говорит:

— Послушайте! Вы, видно, считаете меня форменным дураком. Ни одному слову из того, что вы наплели здесь, я не верю. Никаких таких правил подпольной работы не существует. Если вы будете продолжать в том же духе, вам несдобровать. Понятно?

Вальтер Брентен смотрит в рачьи глаза, налитые ненавистью и с трудом сдерживаемым бешенством. Он чувствует свою беззащитность.

1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 145
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?