Семейные драмы российских монархов - Александр Музафаров

Заслуживает внимание и аргументация царевича — он подчёркивает, что «ни в чём не виноват» перед отцом, а потому царь превышает свои полномочия, пытаясь лишить его престола, посягая на прерогативы Господа Бога.

Для Алексея не было секретом, кто является основными виновниками его злоключений:

«Я не виноват пред отцом; я всегда был ему послушен, ни во что не вмешивался. Впрочем, отец был ко мне добр, но с тех пор, как пошли у жены моей дети, всё сделалось хуже, особенно когда явилась новая царица и сама родила сына. Она и Меншиков постоянно вооружали против меня отца; оба они исполнены злости, не знают ни Бога, ни совести».

Вопреки распространённым в популярной литературе версиям, царевич не интриговал против отца и не просил у императора войск для похода на Россию. Он просил лишь убежища, причём на не очень большой срок — как раз в это время состояние здоровья Петра резко ухудшилось, и он отправился лечиться на воды в Спа.

Появление царевича в Вене поставило имперское правительство в весьма щекотливое положение. Вопреки распространённой в популярной и особенно художественной литературе версии, власти Священной Римской империи увидели в российском беглеце не повод для вмешательства в русские дела, а лишнюю головную боль. Чтобы понять это, сделаем короткий экскурс в международную политику того времени.

К началу XVIII века наиболее мощными державами на европейском континенте были Франция, Великобритания, Священная Римская империя (в просторечии именуемая просто — Империя) и Голландия. Борьба за гегемонию на континенте вылилась в кровопролитную Войну за испанское наследство, которую вели, с одной стороны, Франция и Испания, а с другой — Империя, Голландия и Великобритания. Боевые действия в Европе, Северной Америке, на морях и океанах шли с переменным успехом с 1701 по 1714 год. И хотя Империя оказалась в числе победителей, значительно расширив свои владения в Европе, победа далась ей нелегко. Более того, не смирившаяся с утратой своих итальянских владений Испания готовилась к новой войне (она начнётся в 1718 году и войдёт в историю как Война четвертного альянса), что заставляло Империю в свою очередь готовиться к ответу на этот вызов.

В условиях постоянных войн с сильными противниками на западе имперское правительство было заинтересовано в поддержании стабильности своих границ на востоке и юге. Фактором, игравшим важную роль в обеспечении этой стабильности, были хорошие отношения с Россией. Оба государства были союзниками по Священной лиге — коалиции христианских государств, ведших войну против Оттоманской Турции. Хотя этот союз и не сохранился в юридической форме в дальнейшем, однако обе страны придерживались его де-факто. Россия и Австрия согласованно не допустили избрания королём Речи Посполитой французского ставленника принца Конти, русские и имперские дипломаты совместно действовали в Стамбуле против происков Франции, Империя оказывала России военно-техническую помощь в ходе Северной войны. Необъявленный союз России с Империей был подкреплён и браком самого Алексея.

И теперь имперское правительство оказалось в сложном положении — предоставление наследнику русского престола убежища означало неминуемый конфликт с Петром Алексеевичем, войска которого стояли в Германии. Отказать Алексею в убежище означало сильно подорвать престиж венского двора, испортить отношения с будущим русским царём, а в случае примирения наследника с отцом можно было испортить их и с нынешним. В общем, куда ни кинь, всюду клин. Идеальной ситуацией для имперских властей было бы примирение отца с сыном при посредничестве императора или даже без такового. Тогда бы конфликт получал не политическую, а семейную окраску. Именно в этом направлении действовала австрийская дипломатия, и её главным требованием было соблюдение приличий, чтобы не пострадал престиж Империи. Поэтому имперское правительство хотя и предоставило убежище Алексею, но в то же время не позволяло ему обмениваться письмами со своими сторонниками в России. В частности, в венских архивах осталось и послание, которое царевич предназначал российскому Сенату и в котором объяснял причины своего поступка:

Отметим, что это послание царевич составлял самостоятельно, не имея возможности прибегнуть к помощи секретарей и советников. Это — единственный известный нам документ, в котором Алексей обращается к русскому обществу в лице его политической элиты. Наследник апеллирует к общественному мнению, выставляет себя жертвой несправедливых гонений со стороны отца и заявляет о своей полной невиновности. Выбор Правительствующего Сената в качества адресата послания показывает, что царевич прекрасно разбирался в сущности созданной его отцом политической системы — именно Сенат мог быть тем органом власти, который теоретически имел возможность вмешаться в вопрос о наследстве. Если бы письмо Алексея Петровича попало бы в Россию, то развитие событий могло бы пойти совсем по-другому.

Пётр и его дипломаты достаточно быстро определили, куда мог направиться царевич, а через самое малое время русский офицер Александр Румянцев нашёл крепость в Тироле, где имперские власти в строгом секрете содержали царевича. Кажется невероятным, что русский гвардейский офицер, впервые оказавшийся в Австрии, сумел столь быстро раскрыть охранявшийся на самом высоком уровне секрет Империи. Конечно, Александр Румянцев был незаурядным человеком, вряд ли бы такое сложное и деликатное поручение было доверено царём первому подвернувшемуся под руку преображенцу. Видимо, Александр Иванович успел себя зарекомендовать как человек, чья преданность монарху не вызывала ни малейших сомнений, а также успел себя должным образом проявить. Но, скорее всего, имперские власти допустили намеренную утечку информации — в действиях царских дипломатов они видели выход из ситуации.

В ходе переговоров в Вене эмиссар русского царя Пётр Андреевич Толстой понял, что имперское правительство не допустит какого-либо насилия в отношении царевича, но не будет препятствовать разрешению конфликта в царской семье мирным образом и даже готово принять в этом разрешении участие в качестве посредника. От посредничества императора Пётр отказался, но правила игры принял — его посланцы должны были обещать царевичу полное царское прощение в случае возвращения домой. Чтобы ни у Алексея, ни у императора не осталось сомнений, Толстой и Румянцев передали царевичу собственноручное послание царя следующего содержания: