Али-Баба и сорок разбойниц - Шахразада

— Благодарю тебя, почтительный юноша! Твои слова проливают бальзам на мою старую душу и дают мне силы прожить новый день! Но ты хотел задать еще один вопрос. Я слушаю тебя.

— Хотел, мудрый друг. Но теперь, прикоснувшись к одной древней легенде, хочу обдумать все, что узнал за сегодняшний день. И уже тогда, осмыслив все новое, я приду к тебе с вопросом — ибо молодость, как ты знаешь, пытлива и ее любопытство бесконечно.

— Да будет так, почтительный юноша!

И Маруф с интересом вновь взглянул на блюдо плова. Пусть он уже остыл, но аромат был столь силен, что башмачник готов был продолжить трапезу.

Али-Баба же воспользовался этим, чтобы покинуть чайхану. Золотой, который он передал Сулейману-чайханщику, оказался вполне достаточной платой. И теперь, с чистой совестью и головой, полной самых безумных мыслей, Али-Баба искал место, где он мог бы спокойно обдумать все рассказанное Маруфом.

Найдя приют у старого корявого карагача во дворе собственного дома, юноша еще раз вспомнил слова башмачника, а потом попытался прикинуть, как далеко от города лежит пещера загадочного сим-сима. И по всему выходило, что это та самая пещера, в которой жил пастух Касым, а потом Али-Баба-пастух. Та самая пещера, которую нашла коварная Фатима и в которой спрятала она свои несметные богатства.

— О Аллах милосердный, — пробормотал Али-Баба, все больше утверждаясь в этом. — Но если уж моя судьба не в любви, не в доме, полном детишек и счастья, то, быть может, мне повезет и я обрету несметное богатство? Если молва правдива, и сокровища сторожит всего лишь горный дьявол, то я уж точно смогу стать их обладателем. Ибо горный дьявол мне не страшен — моя душа так пуста и одинока, что не понадобится уже никогда и никому. А что еще может порадовать горного дьявола, как не душа смертного?

И тут Али-Баба вспомнил, какой иногда становилась его прекрасная луноликая Лайла-ханым, когда ее настроение портилось. О, да никакой горный дьявол не смог бы сравниться с ней в эти страшные часы. Слуги прятались в дальних комнатах, драгоценные и немыслимо прекрасные чаши летели наземь, стоило капризной ханым услышать лишь слово упрека. И что после этого какой-то там горный дьявол с его понятными желаниями и совсем нестрашными угрозами?

Али-Баба содрогнулся, еще раз вспомнив свою Лайлу. И в тот же миг поразился, почему никак не мог оторваться от нее, оставить ее, уйти и попытаться найти женщину с более мягким нравом.

— Чем же таким ты околдовывала меня, удивительная, непредсказуемая женщина? И что держало тебя возле меня, ведь я не очень богат, иногда труслив, иногда робок?

Вспомнилось Али-Бабе и еще одно чудо. Сколь бы хорошим ни было его настроение, когда он шел к капризной Лайле, покидал он ее неизменно в настроении весьма дурном. Похоже было, что сам миг расставания с красавицей забирал у него всю радость жизни, все богатства мира, всю прелесть вечера. Али-Баба всегда относил это к собственному скверному нраву, к собственному характеру, который требовал лишь удовольствий и наслаждений. Но сейчас, когда Лайла исчезла, скверный его нрав вдруг сменился характером спокойным и, более того, почтительным. Ибо выдержать рассказ Маруфа оказалось испытанием не меньшим, чем пережить дурное настроение капризной пери.

«И после этих двух испытаний кто-то пытается пугать меня никчемным горным дьяволом… Поистине, теперь мне открыта дорога к любым сокровищам. И пусть их охраняет целая сотня ифритов с горящими глазами и изрыгающими огонь пастями! Ибо последние дни столь закалили меня, что ни ифриты, ни даже сам Иблис Проклятый, враг всего рода человеческого, больше меня не заставят отступить в страхе!»

Вот так и решил Али-Баба, что если уж он не стал счастливым мужем, то, быть может, успеет стать богачом. И потому пора ему уже вновь стать на тропинку, которая ведет к таинственному сим-симу.

Миновала еще одна ночь. Ночь, когда Али-Баба спал как младенец, ибо печаль покинула его душу. Более того, вместе с юношей утром проснулась и необыкновенная, солнечная надежда. Такая, какой бывает она утром нового дня, если тебе всего одиннадцать и любящая матушка уже приготовила твои любимые лакомства.

Али-Баба зашел к себе в лавку и попытался превратиться в одного из сотен торговцев, что каждый день расхваливали свои необыкновенные и такие нужные товары. В торговца, каким был до того, как появилась в его жизни прекрасная ханым. Но нетерпение гнало его прочь от привычных дел. И потому он, оставив лавку на попечение приказчиков, поспешил уйти из города.

Вот осталась позади городская стена, вот поднялись вокруг поросшие лесом горы. Али-Баба словно боролся сам с собой. Ему безумно хотелось проникнуть в тайну пещеры, но он опасался, что это окажется не так просто. «О Аллах, — думал он, — но ведь в горах может встретиться и более страшное существо, чем горный дьявол…» Честно говоря, Али немного трусил. О да, он уговаривал себя, что во всем мире не найдется ничего ужаснее разгневанной Лайлы. Но в глубине его души все же жило опасение, что нечто более кошмарное и куда менее понятное не может не существовать в природе.

И как ни опасался неведомых тайн Али-Баба, но все же шел прочь от города. Вот уже под ногами знакомая тропинка. Она по-прежнему поднималась вверх, вот вошла в рощу олеандров, вот подъем стал чуть менее крутым. И вот наконец показалась впереди та серая, ни на что не похожая скала.

Не стоит говорить, что Али-Баба не шел по тропинке, а крался, настороженно прислушиваясь к каждому шороху. А потому неудивительно, что легкие шаги, раздавшиеся позади, едва не стоили жизни Али-Бабе. О, когда впервые юноша попал сюда, он был и куда смелее, и куда глупее. А теперь, раз уж появилась возможность стать если не счастливым, то хотя бы богатым, следовало опасаться каждого кустика — а вдруг за ним таится кто-то, кто тоже мечтает завладеть бесчисленными сокровищами пропавших братьев и коварной Фатимы…

Некто, в отличие от Али-Бабы, поднимался по тропинке уверенно, так, словно шел здесь уже не в первый раз. И опять юноша притаился в кустах, и опять увидел, что легкая женская фигурка, словно играючи, преодолела крутой склон и выбралась на ровную площадку у серой скалы.

Наконец зазвучал и голос незнакомки. И тут Али-Баба замер. Ибо еще никогда не слышал такого нежного и сладкого голоса. Быть может, с ним сыграло злую шутку исчезновение его коварной Лайлы. А быть может, душа его освободилась от оков губительной страсти и теперь готова была полюбить вновь.

Но как бы то ни было, голос незнакомки поразил Али-Бабу.

— Так, вот та самая скала… Ага, а вот это они назвали знаком девы-охранительницы.

Таинственная женщина, с головы до ног укутанная в покрывало из темно-синего шелка, говорила в полный голос. Она называла приметы, ведомые каким-то Джамиле и Суфие, должно быть, проверяя не столько их, сколько свою память. Поэтому Али-Баба смог, не прилагая никаких стараний, узнать о знаке у подножия скалы, об олеандровой роще, которая, как оказалось, лежит точно на полпути к пещере, и даже о башмачнике, который расхваливал новые башмачки вовсе не зря. И наконец прозвучали слова, которые Али-Баба вслед за Маруфом, болтливым мудрецом, назвал ключом к сокровищу.