Про людей и звеzдей - Ирина Майорова

В шесть вечера Уля, прихватив Робика, отправилась на премьеру в «Пушкинский». Нынче здесь «давали» фильм со множеством спецэффектов, претензией на «философичность» и полутора десятками звезд отечественного кинематографа.

Члены съемочной группы пришли в полном составе, прихватив с собой пап-мам, жен-любовниц, детей-племян­ников, и составили, таким образом, добрую половину публики. Вторая половина пришлась на представителей средств массовой информации и невесть как прорвавшихся сквозь милицейский кордон фанатов. Весьма специфических, между прочим, ребят – так называемых киноманов. В принципе им все равно, что смотреть (да зачастую они в зал и не заходят), главная их цель – потусоваться, потереться возле звезд, выбрав удобную точку за спиной актера или актрисы, попасть в объектив снимающей камеры и постоять с идиотски вытаращенными в этот объектив глазами две-три минуты, пока длится интервью. Потом они будут отслеживать по всем телеканалам сюжеты о кинособытии и, увидев свою рожу на экране, тыкать в него пальцем и взвизгивать: «Вон, видали? Это я! Я это! Прямо впритык за спиной Янковского (или Збруева, или Михалкова) стою! Он мне потом, после интервью, руку пожал. Жаль, за кадром осталось!»

Уля к киноманам относилась с брезгливостью. Несмотря на то что, попав в лучи славы своих звездных собеседников, и сама становилась предметом восхищения и поклонения фанатов. Случалось, подойдя к кому-нибудь из артистов за автографом, киноманы тот же блокнотик совали и Асеевой: «Вы тоже, пожалуйста, распишитесь!» – «Да я не артистка, я журналист­ка», – уточняла Уля, но блокнот в руки все же брала. «А это без разницы! Это даже лучше!» – находили неожиданный аргумент фанаты и, получив размашистую Улину подпись, убегали с ощущением, что день прожит не зря.

Асеева с Робиком смотреть «фильму» тоже не пошли. А зачем? Публиковать кинорецензии было не в правилах «Бытия», на премьерах и презентациях ее корреспонденты должны были отслеживать, кто в чем и с кем пришел, кто напился, кто кого тискал, кто кому устроил скандал. А все эти интересные события происходят не в темном кинозале, а на послепоказном банкете.

В летней кафешке перед входом Уля увидела скучающую в одиночестве Пепиту. Та сидела за столиком и потягивала оранжевую жидкость из высокого стакана. «Пепита опять пьет грейпфрутовый сок – значит, снова набрала три килограмма», – сделала вывод Асеева, как и все в тусовке знавшая про критическую прибавку, после которой певица садилась на жесточайшую диету: два литра грейпфрутового сока в день и больше ни-ни, ни капли ничего другого, ни крошки какой-нибудь еды даже с нулевым количеством калорий.

Увидев Улю, Пепита улыбнулась:

– Ну слава богу, хоть ты здесь, а то повеситься от тоски можно. Садись, сейчас что-нибудь закажем.

Робик галантно поцеловал Пепите руку и попросил разрешения приземлиться рядом.

– Садись, конечно, – милостиво разрешила Пепита. – Ты парень свой, женские секреты мы и при тебе обсудим. Ну чего, стервятнички, надыбали уже чего-нибудь для своей газетки?

– Да нет пока, – зевнула Уля и потянулась так, что стали видны до блеска выскобленные подмышки (даром, что ли, вчера за эпиляцию такие бабки отвалила – пусть смотрят).

– Ну да, у вас же основная работа с заходом солнца начнется, – усмехнулась Пепита. – А вот я что здесь делаю?

– Так в этом фильме, кажется, ваша песня звучит? – осторожно напомнил Робик.

– Звучит! – ухмыльнулась Пепита. – Дерь­мовая, между прочим, песенка, и сам фильм такой же, и деньги заплатили смешные. Но вот позвали на премьеру «для рейтинга», и я пришла. Зачем? Почему? Да потому что добрая я очень.

Последнюю фразу Пепита произнесла голосом короля из фильма «Золушка» в исполнении Эраста Гарина.

Чтобы скоротать время, сделали заказ. Пепита взяла себе еще стакан сока, Уля – мартини, а Робик – 100 граммов водки и пару бутербродов с семгой.

– Ну как у тебя на личном фронте? – поинтересовалась у Ули Пепита, когда официант расставил на столе стаканы и тарелку с бутербродами. – Ты с замужеством не тяни, тебе надо успеть детей здоровых нарожать.

– Да за кого выходить-то? – с досадой отмахнулась Асеева. – Знакомства у меня только в тусовке, а в ней, сама знаешь, какие мужики…

– Да чего ты зациклилась на этой тусовке! – рассердилась Пепита. – Сто раз с тобой уже обсуждали! Половина – голубые, половина пьяницы с комплексами недооцененных гениев. Первым, сама понимаешь, ты вообще неинтересна, а вторые с радостью употребят тебя для разового перепихона и на том «до свиданья!». Для брака у них есть дочки продюсеров, магнатов каких-нибудь, у которых бабки немереные. А с тебя какой навар? Так что мужа тебе, девочка, надо искать среди простых смертных. Я не призываю тебя, конечно, ударяться в филантропию и осчастливить какого-нибудь бомжа или – что почти одно и то же – ужасно умного аспиранта, но парень, работающий где-нибудь в сфере современных технологий, банковский служащий с хорошим дипломом и серьезной перспективой вполне подойдет.

– Ага, самое то, – ехидно парировала Уля. – Я буду пахать за двоих и ждать, когда же это он станет главой банка! Да я сейчас, пока молодая, жить хочу! В большом доме с участком, чтоб несколько машин, горничные там всякие, садовники… А в сорок, когда старухой стану, мне это уже на хер не надо будет. В могилу, что ли, забрать?

– Дура ты, Уля, – грустно уронила Пепита, а Асееву точно кипятком обварили: Пепите же за сорок!

– Я… я не то имела в виду… – залепетала Уля, но Пепита прервала ее, положив большую мягкую ладонь на предплечье собеседницы:

– Да не парься ты, не оправдывайся. Мне и самой в твоем возрасте сорокалетние тетки казались древними старухами.

– Да ты что, Пепиточка, ты и сейчас самая молодая, – защебетала, глядя в глаза певице, Асеева. – Я потому и сказала про старух, что ты к ним совсем не относишься, то есть не похожа…

– Ну сказала же: прощаю, чего ты опять, – поморщилась Пепита. – Тем более что никогда свой возраст не скрывала и молодиться считаю ниже своего достоинства. Сколько есть – все мои…

На пару минут повисло молчание. Его, увидев, что Робик отправляет в рот последний кусок второго бутерброда, прервала Пепита:

– Ребят, а может, вы есть хотите? Так закажите себе что-нибудь серьезное – я заплачу.

– Я за себя сам заплатить в состоянии, – не глядя на Пепиту, мрачно процедил Робик. И, подозвав официанта, скомандовал: – Еще сто граммов водки и пару бутербродов.

Уля метнула на коллегу взгляд-молнию:

– Робик, а тебе не хватит? Нам, между прочим, еще работать.

– Не боись. Робик способен делать гениальные снимки в любом состоянии.

– Учти: ужрешься, как свинья, я тебя на себе до тачки не поволоку. Будешь здесь, на ступеньках ночевать.

– Заткнись, а? И без тебя тошно…

– А с чего это тебе тошно?! – взвилась Уля. – Я, как свинья шампиньоны, темы ему ищу-нарываю, он только ходит за мной и кнопки на фотоаппарате нажимает, а потом сумасшедшие гонорары гребет. И ему тошно!