Второй помощник - Комбат Найтов

Шесть часов, всю ночь, шли под РДП, а немцы продолжали искать нас у Сёрёйя. Тут нас подхватил один из рукавов Гольфстрима и понес на северо-восток, в нужном нам направлении. Оторвавшись на сто миль от берега, вышли на связь, сообщив, что живы и операция «эС плюс» исполнена. Наутро мы видели большое количество самолетов, направляющихся в сторону Альта-фьорда. Англичане решили немного подпортить нам картинку. Ну, что делать? Такова жизнь!

Возвращение получилось долгим, атаковали мы гавань в Ка-фьорде ночью 21 апреля, а вышли на связь только через неделю, да шесть суток шлепали назад, днем приходилось идти под водой, так как немцы совсем озверели и гоняли свои разведчики непрерывно. А обнаружат, значит, пошлют летающую лодку «Блом унд Фосс ВV.138c-1», которая будет следить круглосуточно. И добьют, такого они простить просто не могли. Пока, судя по передачам по радио, они во всем обвиняют англичан. Дескать, шесть групп коммандос пытались открыть проходы в одну из защищенных баз кригсмарине, все они уничтожены и их трупы выставлены на обозрение, сбито 24 самолета противника, видимо этих англичан, которые до Альты добраться не смогли, и выставили. Так что пришли мы только 4 мая, да еще и с боем прорывались в Кольский залив. А с одной оставшейся торпедой много ты навоюешь!

У Рыбачьего дежурила целая свора немецких лодок и никто их не гонял. Уклонялись от трех атак. Место наше было не в Екатерининской гавани, а в Пала-губе, но на подходе дали команду идти ближе к штабу. Мои орлы приободрились, «чествовать» будут героев, а я понял, что идем мы за клизмой с патефонными иголками. Перископ фотоаппаратом оборудован не был, комиссар лодки Галкин Дмитрий Михайлович, бывший инструктор политотдела 1-й бригады ПЛ, к перископу не подпускался, несмотря на его просьбы. Любопытство не порок, но свинство. Строгов, вежливо говоря, вообще-то, меня и всех подставил. Да, мы находились на лодке и прорвались во вражескую базу. Да, должны были устроить немцам шорох, но необходимо было тихо выйти из нее. Все делалось для этого. Все взрывные устройства имели надежные часовые механизмы длительного действия. Фьорд – огромный, и гидрофонов там наставлено море. Группа Строгова должна была дать лодке шанс уйти и дать нам полтора суток для этого. Дала только сорок минут. На борту было 10 торпед, чтобы аппараты были свободны для выпуска всей группы под воду. Два орудия сняты, оба кормовых, так как метацентрическая высота из-за полупустого и «сухого» 14-го МБО упала настолько, что пришлось снять все лишнее, чтобы восстановить остойчивость. Боевые возможности лодки упали значительно! Поэтому раскрывать немцам, что против них действует одна лодка, я не мог. Нам это удалось. Нас не бомбили, искали диверсантов. Немцы в курсе того, что происходит в Италии. Там боевые пловцы готовятся именно как диверсанты. Атакуют, имея всего 30 минут для этого, выходят на берег и добираются к своим пешим порядком. Или плывут по поверхности, как это было в Гибралтаре. Совершенно понятно, для немцев, что против них действовали именно диверсанты, которые рвали их сети, ставили мины, прикрепляя их к килю. Лодку никто не видел и не слышал. Тем более что сигнатуры всех наших и английских лодок были им известны. Все, кроме одной. Сигнатуру этой лодки они не знали. И обнаружить ее не смогли. Этим я спас то дело, которым занимался последние пять месяцев. Лодка должна была уйти тихо, но обстоятельства вынудили меня действовать так, как действовали. Теперь придется отвечать на неудобные вопросы. К тому же мичман Строгов – подводник до мозга костей, а не диверсант, водолаз-инструктор 506-го УКОПП имени Кирова. Этим все сказано! Он не мог отпустить безнаказанно два из трех самых больших кораблей Германии, зная, что у меня в отсеках лежат запасные торпеды, а четыре кормовых заряжены и готовы к бою. Он и его ребята готовы были умереть, но уничтожить или повредить корабли. А мне требовалось уйти. Вместе с ними, ибо слишком долго их готовить. Драться против всего флота Открытого моря я не мог: во-первых, нечем было, на борту только две торпеды осталось, во-вторых, это означало передачу противнику всех наработок, которые мы сделали. Этого я допустить не мог. Будем драться против своих. Они имеют привычку бить больнее, чем противник.

Подход мне удался, прижав корму на шпринге, подали концы, до этого салютовать не стали, орудия остались зачехленными. Вышли на пирс вместе с военкомом лодки. Я с ним этими мыслями особо не делился. У нас с ним контакта нет, так как он – один из самых недовольных тем, что сместили старого командира. Подхожу к начальству и докладываю:

– Товарищ контр-адмирал, крейсерская лодка К-23 прибыла из похода, в котором обеспечивала действия отряда особого назначения «эС». Атакован противник в новой, очень защищенной, гавани «Ка-фьорд» в южной части Альта-фьорда. В гавани находилось три крупных корабля противника, из-за использования сетей прочитать названия кораблей не удалось. Самый крупный из них был минирован вдоль киля четырьмя имевшимися боевыми частями торпед ЭТ-80, 1600 килограммов морской смеси. Два других атакованы четырьмя бесследными экспериментальными торпедами той же марки. В направлении наиболее крупного корабля выпущено из кормовых аппаратов еще четыре аналогичных торпеды. В установленное время прозвучало двенадцать взрывов. Предположительно, все три цели повреждены или уничтожены. Установить точно возможности не имели. Расход торпед – девять ЭТ-80. На борту 70 человек, больных, раненых нет. Командир лодки и командир отряда «эС» кап-два Станкявичус.

– По кому пускали девятую торпеду?

– По двум буксирам, пытавшимся перегородить восточный пролив у острова Стенойя. Безуспешно, буксиры обрубили конец, сманеврировали и ушли.

– Они обнаружили «бесследную» торпеду?

– Нет, они видели пузырь, стреляли мы в упор.

– Понял вас. Пройдёмте ко мне, капитан второго ранга. Батальонный комиссар, вас это тоже касается.

У моих ребят просто уши и волосы дыбом встали! Контр-адмирал к ним не подошел и не поздравил их с окончанием похода. Они вернулись из Альты! Куда ни одна лодка прорваться не могла почти год.

– Что-то тут не так! – заключил мичман Строгов, стоявший возле рубки. – Так, мужики, айда на базу, докладываем в Центр.

У нас в Пала-губе был ВЧ, и на моем столе были позывные Галлера. Но до штаба флота от причала было ближе, чем до домиков и землянок отряда «эС». Несколько неприятных минут мне довелось пережить. В первую очередь Головко начал опрашивать военкома, а тот, в присутствии всего начальства, малость растерялся и решил, что лучше занять «нейтральную позицию». «Я-не-я, и эта лошадь не моя!»

– Я ничем не могу подтвердить или опровергнуть слова командира. Видел только, как мичман Строгов, из команды «эС», вернувшийся на лодку после выхода из неё, из подводного положения, обозначил на карте места стоянки трех кораблей противника. Взрывы слышал, считал. Всё совпадает, но там берег рядом. Перископом командир пользовался мало. В момент атаки дважды поднимал его на несколько секунд, опускал, и что-то строил на планшете, считал. Пуск торпед производился вслепую, только по компасу, с заданным отворотом, который устанавливали в первом отсеке. Командир несколько раз предупредил старшину первой статьи Дымова, что «держи курс, от тебя все зависит. Не рыскай». Когда пускали девятую торпеду, меня в рубке не было, взрыва тоже не было. Со мной командир разговаривал в походе редко. Ни разу не объяснил: какая задача стоит перед лодкой и к чему готовить людей. Этот вопрос я ему задавал. Ответ был: «Обеспечить работу отряда “эС”». Все.