Светлый лик смерти - Александра Маринина

– Но, с другой стороны, – продолжал Томчак, –она прекрасно знает характер Милы, и в этом смысле, безусловно, может быть вамочень полезной. Кроме того, я думаю, что у Милы могли сложиться с кем-токонфликтные отношения в период пребывания за границей, тогда Люба тоже может обэтом знать.

Нет, не получается. Томчак не пытается оградить своего другаСтрельникова, он просто старается быть логичным и последовательным.

– И последний вопрос, Вячеслав Петрович. Как АллаСергеевна Стрельникова относилась к факту появления Милы рядом со своим мужем?

– Никак не относилась, – быстро ответилТомчак. – Это давно уже перестало ее интересовать.

«Что-то больно быстро ты ответил, – подумалКоротков. – Ждал вопроса и заранее приготовил ответ?»

По убийству Людмилы Широковой версий было несколько. Первая иосновная группа версий была связана с любовным треугольником «Стрельников –Широкова – Сергиенко». Можно было с равным успехом подозревать как Любу,отомстившую подруге, так и Владимира Стрельникова, если удастся доказать, чтоон узнал о распущенности своей новой любовницы. Были и другие версии, связанныес неразборчивым поведением Милы в части выбора партнеров по сексу. Третьягруппа версий уходила корнями в период пребывания Широковой в Турции. И все этиверсии надо было отработать… А людей, как обычно, раз-два – и обчелся.

* * *

Осень в Подмосковье всегда была красивой, но в этом году –особенно. Обычно в таких случаях говорят, что природа не пожалела красок, но вданном случае это было не совсем верно. Природа явно скупилась назолотисто-желтые и багровые тона, листва до сих пор стояла зеленая, словно былне октябрь, а все еще август. Вячеслав Томчак все дни проводил, либо гуляя полесу, либо сидя на веранде в кресле-качалке, и бессмысленно рассматривал небо идеревья. На душе было тяжко и безысходно. Он понимал, что в его положенииобязательно нужно найти кого-то виноватого, направить на него всю ярость, тогдапридет облегчение. Но виноватого не было. Точнее, он не мог его найти. Ктовиноват, что так получилось? Володя Стрельников? Разумеется, нет. Нельзятребовать от него, чтобы он занимался прискучившим ему делом только лишьпотому, что его друзья являются его заместителями. Это глупо и несправедливо.Мужчина сам выбирает путь своей карьеры и способ ее развития, не оглядываясь насентиментальные чувства. Может быть, виноват он сам, Вячеслав Томчак? Но в чем,в чем виноват? В том, что не отказал другу, когда тот его попросил о помощи?

Очень хотелось найти возможность хоть в чем-нибудь упрекнутьжену Ларису, но и тут ничего не получалось. Лариса постоянно предостерегалаего, предупреждала о том, что события в конце концов будут поворачиватьсяименно так. Как ученый он загубил себя, как бизнесмен – не состоялся, аадминистративная работа была ему настолько не по душе, что даже думать о ней нехотелось. Томчак отчетливо понимал, что депрессия и период безработногобезделья пройдут и он вынужден будет заняться той самой административнойработой, от которой у него скулы сводит, как от кислого лимона. Да и где еевзять, работу эту? Можно подумать, телефон раскалился добела от звонков, всенаперебой зовут его работать. Как же! Еще придется ходить, просить, подниматьстарые связи и робко спрашивать, нет ли подходящей должности, ну хотькакой-нибудь. Мириться с такой перспективой не хотелось, но и на научной работеможно было ставить крест.

Со стороны дороги послышался шум мотора, но Томчак даже неповернулся, чтобы посмотреть, кто из соседей явился в конце сезона на дачу. Емуне хотелось ни с кем разговаривать. Однако машина затормозила прямо у егокалитки и нетерпеливо загудела. Томчак тяжело поднялся с кресла и неторопливоспустился с крыльца. На дороге стояла машина Стрельникова. Вячеслав поспешнооткрыл ворота.

Идя вместе с другом к дому, Томчак невольно любовался им.Немного осунулся, чуть-чуть седины прибавилось, но все такой же невозможнокрасивый, и шаг по-прежнему легкий и стремительный.

– Ты что это, Славка, себе позволяешь? – началСтрельников без длинных предисловий. – Куксишься, на даче спрятался. Такне годится. Поставь-ка чайник, я тут привез кое-что.

Он небрежно швырнул дорогую куртку на перила крыльца испустился к машине. Томчак вошел в дом, чтобы поставить на кухне чайник, акогда снова оказался на веранде, то увидел, как Стрельников вытаскивает изогромной сумки самые разнообразные продукты – от сырого мяса до фруктов икоробок с конфетами. Под конец на столе появились бутылки дорогого коньяка,джина и хорошего вина.

– Ты что, Володя? Зачем это? – удивилсяТомчак. – Я тут с голоду не помираю, у меня все есть.

Ему было неприятно, потому что внезапный визит друга с этимипродуктами очень напоминал жест жалости, словно Стрельников – щедрыйблаготворитель, а сам он, Вячеслав Томчак, – несчастный, убогий и нищий.

– Зато я помираю, – весело откликнулсяСтрельников. – Я уже неделю перебиваюсь какими-то невразумительнымибутербродами с черствым хлебом, жизнь пошла суматошная, никак не удаетсяпо-человечески поесть. И я решил на три дня про все забыть. Как ты думаешь,хватит нам этого на три дня, или съездить еще подкупить жратвы?

Сердце Томчака ухнуло и радостно забилось.

– Ты собираешься прожить здесь три дня? –недоверчиво спросил он.

– Если ты не возражаешь. Слава, нам давно порапоговорить, но сначала мы с тобой приготовим вот это мясо, выпьем по первой, апотом я скажу тебе все, что хотел сказать. Где твой знаменитый мангал?

Когда они закончили готовить шашлык, солнце уже село, истало быстро смеркаться. Стол на веранде ломился от закусок.

– За что я люблю дачу осенью, так это за то, что можносмело включать свет на веранде, не боясь комаров. Что тебе налить, Славка?Коньячку или джин с тоником?

– Джин. Да я сам налью, не надо за мной ухаживать. Я жевсе-таки хозяин, а не гость.

– Ну уж нет, – решительно ответилСтрельников. – Сегодня ты – мой гость, почетный гость, просто так ужвышло, что я принимаю тебя на твоей территории, а не на своей.

Он взял рюмку с коньяком и встал. Томчак недоуменнопосмотрел на друга.

– Ты что?

– Тосты полагается говорить стоя.

– Да ладно тебе, Володька, перестань. Садись. Мы жесвои люди.

– Вот именно поэтому. Не спорь, Слава, сиди и слушай.Ни с кем другим я в такой ситуации вставать не стал бы, но ты – другое дело. Тыдля меня очень много значишь, Славка, и если я произношу этот тост стоя, тотолько потому, что хочу показать тебе, как я тебя уважаю, как ценю тебя илюблю. Знаешь, друзья – это не те, с кем общаешься каждый день, а те, к комубежишь как в убежище, потому что знаешь: там тебя примут, обогреют, не выгоняти не подведут. Я всегда именно так относился к тебе, а ведь мы с тобой знакомыбольше четверти века. Ты только подумай, Славка, четверть века! И я был уверен,что ты тоже относишься ко мне именно так. Я всегда думал, что если тебе станетплохо, тяжело, то первым, к кому ты прибежишь, буду я. Мне жаль, что я ошибся.Ты не пришел ко мне, ты запер себя на даче и здесь в гордом одиночестве грызешьсвою обиду. Слава, этот тост будет длинным, но ты потерпи, потому что для меняэто очень важно. Я обязательно должен тебе сказать все, что собирался.