Одна в пустой комнате - Александр Барр

Видимо, с гипнозом есть какие-то сложности. Но я вижу, что на самом деле ему нравится идея.

– Нельзя так часто прибегать к этой мере. – Чувствуется, что он хочет, чтобы решение приняли за него. – Можно вызвать спонтанную…

– Гипнотизируй уже! – кричу сквозь зубы и принимаю это дурацкое решение за трусливого врача. – Плевать, что ты там можешь вызвать, хоть Сатану. На кону человеческая жизнь. Делай!

Федор Петрович соглашается. Протягивает мне пилюлю и садится ближе. Я проглатываю таблетку, без воды, просто пропихиваю ее по горлу. И доктор начинает сеанс.

– На счет три ты погрузишься в сон. – Он выставляет на вытянутой руке маятник. Подвешенное на цепочке кольцо двигается вправо-влево. – Раз. Твои веки тяжелеют. – Он тараторит. Похоже, ему не терпится. – Два. Твои мышцы расслабляются.

Он говорит, и я чувствую, что со мной происходить в точности то, что он описывает.

– Три…

Вечером я возвращаюсь домой и слышу, как она громко кричит. Рита зовет на помощь.

– Рита? Это я. Где ты? Что случилось?

Я отчетливо слышу ее голос, он доносится из спальни, и я вбегаю, готовый к драке. В руке сжимаю зонт.

– Нет. Не трогай меня! Нет!

– Рита, ты чего? Это же я.

– Умоляю, не надо! Развяжи!

Я пытаюсь ее успокоить.

Подхожу ближе, чтобы снять веревки, а она с визгом шарахается. Нет, повторяет, не надо, пожалуйста.

– Дай я развяжу! Успокойся!

Рита садится к спинке кровати, поджимает колени к груди и наклоняет голову набок.

– Вот какой же ты все-таки…

Она говорит совершенно спокойно, словно секундой раньше она не орала на весь дом, как потерпевшая.

– Какой такой?

– Да такой… Тормоз.

Вот сейчас было обидно. Как ее понимать?

– Не мог подыграть? Видишь же.

Она показывает веревку, которая просто накинута, даже не завязана. Рита сама обвязала себя. Обмоталась и сидит. Я и не заметил, что нет узлов. Да и как тут заметишь?

– Актер ты или кто?

– Но зачем? – От растерянности я соединяю два вопроса в один.

Оказывается, она хотела спрятаться в комнате, запереться на засов и представлять, что к ней вломились убийцы.

Она ждала, что я догадаюсь и подыграю. И как я должен был догадаться?

– И как я должен был понять?

– Ладно, тормозик, давай заново. Ты выйдешь из квартиры, прогуляешься и вернешься, будто ничего не знаешь.

– Переиграем?

Рита разводит руками и улыбается.

Иду вокруг дома.

Уже второй круг прохожу.

Аркадий смотрит под ноги, а я разрабатываю сценарий.

Качественная игра зависит от многих факторов. Один из них, нужно четко понимать ситуацию. И нужно идеально знать сценарий.

Важно вжиться в роль.

– Нужно думать, как маньяк. Нужно выглядеть, как маньяк. Нужно стать маньяком, – говорит Аркадий вслух, а я улыбаюсь его тупости.

Для убедительности лучше всего забраться в мозг зрителя, примерить на себя его маску, влезть в его шкуру.

Постараться представить переживания Риты. Понять, чего она ждет от спектакля. Я должен сыграть роль так, чтобы оправдать ее ожидания и затем взвинтить напряжение. Удивить, перевыполнить план.

Я прокручиваю сценарий.

Аркадию не понять, и он, надо сказать, даже не пытается. Его мнение меня тоже не волнует. Что он, чернорабочий, может знать об искусстве?

Оригинальный сценарий. «Одна в пустой комнате». Автор лучшая половина Аркадия.

Итак, парень вламывается в чужую квартиру.

Интерьер. Комната. Задернуты шторы. Ночь.

Зрители уверены, что парень на самом деле маньяк. Он видит спящую девушку. Она одна в пустой комнате, и маньяк рад, что ему подвернулся случай.

Он приближается. На цыпочках.

Парень что-то бормочет, приговаривает. Он осторожно приподнимает край одеяла и видит лицо девушки.

Он узнает ее.

– Именно он в детстве насиловал героиню, – говорит Аркадий.

Бестолковка предлагает свой вариант развития сюжета. Но я всякие глупости в расчет не беру.

Итак, зрители уверены, что парень маньяк.

– Потом они уверены, что это девушка свихнулась и нападает на обычного нормального парня. Порезала беднягу и связала. – Кажется, Аркадий почувствовал себя сценаристом. – Она твердит, что он больше не навредит ей, и с криками раз за разом атакует его, – вырывается из уст Аркадия очередная ахинея.

Он доволен, оживленно рассуждает о своей «находке». Возбужден. Аркадий даже слегка удивлен, как лихо ему удалось завернуть. А я прохожу третий раз вокруг дома.

Середина сценария провисает…

Я понятия не имею, что я должен делать с Ритой. Допустим, понятна экспозиция и моя роль.

Но…

В итоге что получается? Она сидит и ждет над собой расправы. Одна в пустой комнате. Связанная. Кричит. А маньк ходит по дому.

– И не ясно, то ли он ее связал, то ли не было ничего и она притворяется. Она сама себя связала. А он только что пришел на крик, – говорит Аркадий, и мы возвращаемся домой.

– Обрати внимание на номер дома, – отчетливо слышится голос Федора Петровича.

Я смотрю по сторонам.

– Это мой дом.

– Понятно, продолжай, пожалуйста.

Возвращаюсь домой.

Буду импровизировать. Что еще остается. Меня этому обучали на бесполезных курсах. В конце концов, правильно Рита сказала «актер я или нет?».

Открываю дверь.

– Ты должна молчать! – рычу с порога и намеренно громко топаю по полу.

Иду в спальню.

Рита, слышу, уже плачет, умоляет не трогать ее.

Я хватаю веревку и закрепляю узлы. Все должно быть по-настоящему. Креплю ошейник с короткой цепью к спинке кровати. Ей, кажется, больно. Но я не отвлекаюсь.

Все должно быть реалистично.

Я грожу ей кулаком, Рита часто дышит, но перестает кричать.

– Хочешь кушать?

Она вертит головой.

– Хочешь кушать? – повторяю вопрос громче и со злостью.

Она закрывает лицо руками.

Аркадий идет на кухню. Продолжает громко топать.

Шумлю, гремлю посудой, Аркадий все так же громко топает. Накладываю из кастрюли вчерашнюю кашу. Аркадию кажется, что я выбрал слишком красивую тарелку, и переделывает, как считает нужным. В этом я предпочитаю довериться его вкусу. Он как раз подходит на роль отвратительного повара. Аркадий высыпает горсть соли, затем еще горсть. Перемешивает рукой и удовлетворенно кивает.