Одна в пустой комнате - Александр Барр

– Гражданин мира ваш, тоже заблуждение. Обман. Такой же, как и прочие ваши выдумки. – Рита шепчет себе под нос, грустно вздыхает и впивается ножом в ногу без кожи.

Мужчина больше не сопротивляется. Он больше не мычит, не изворачивается. Он больше не дышит. А Рита все говорит и говорит.

Мешок с частями Славы крепко завязан и поставлен возле стола. Слава теперь возле кусочков своего друга, возле надписи на стене, возле Ритиного послания всему человечеству.

Завтра утром полиция найдет тела. Осмотрит место преступления. С голубых экранов пообещает быстро разыскать и обезвредить убийцу.

Завтра.

А сегодня Рита вместе с двумя лицами в сумке едет обратно в город. Она покупает билет. Она пробирается по освещенным тротуарам к своему дому. Через людные улицы, подальше от темных закоулков.

Она поднимается на лифте. Она собирается поужинать. Она принимает теплый душ.

Рита бережно раскладывает трофеи на полке.

Натягивает срезанные лица, вымоченные в формалине и авторском рецепте бальзамических химикатов, на пластиковые головы манекенов.

Пока сырые, лица выглядят ужасно. Можно сказать, уродливо. Кожа сползает с пластиковых заготовок, тает, как парафин. Но как подсохнут, другое дело. Словно живые, головы глядят на тебя с полки, пустыми глазницами, погружают в приятные воспоминания.

Пропитанные и замаринованные в авторском средстве лица больше не воняют грязными людьми. Напротив, из шкафа пахнем чем-то приятным, чем-то сладким.

Ирисками.

Замок с характерным звуком защелкивается. Рита дергает дверцу за ручку, проверяет.

Шкафчик надежно заперт.

⁂

– Я забрал деньги. И официально уволился в очередной раз. – Подвигаю стакан ближе и кручу его по столу. – Проверьте. Это же легко проверить.

Хочу приподняться на стуле и показать рукой в записи.

– Разве нет?

– Не отвлекайтесь, рассказывайте. – Федор Петрович жестом показывает, не вставать. – Все, что нужно, уже давно проверили и записали.

Федор Петрович выдавливает из себя улыбку. Я чувствую, как ему противно притворяться, как нелегко следовать инструкциям.

Я все еще стараюсь потянуть время, но это не просто. Оказывается, я не готов к такому, для меня это слишком утомительно.

Еще чуть-чуть, и признаюсь в чем попросят. В чем угодно. Сознаюсь во всех смертных грехах.

– Спросите что-нибудь конкретное. Я устал. Больше не могу. Я уже не знаю, чего вы от меня ждете. Что хотите услышать?

Я сдаюсь.

Публика замирает. Кажется, даже не дышит.

Уверен, сейчас Федор Петрович мысленно потирает ладони. Дай ему волю, расползся бы в широчайшей искренней злорадной улыбке.

– Возможно, вы готовы сделать заявление? – Психиатр глазами ищет одобрения собравшихся.

Вот оно.

Свершилось. Наконец настало. Минута торжества справедливости и врачебной методики.

Как ловко он, специалист, расколол преступника. Инструкции сработали. Дело закрыто.

– Может, хотите подписать признание?

– Да, черт побери! Давай, все подпишу! – срываюсь на крик. – Только вот я никого не убивал! И не знаю, как еще мне вам доказать?

Я не виноват!

Ладонь горит от боли. Не рассчитал и с такой силой ударил об стол, что стакан перевернулся и остатки воды растеклись мне на ноги.

– Спокойно. Не нервничайте. Давайте выдохнем. Давайте все сейчас успокоимся… – Он вскидывает ладони вверх и делает долгий выдох. – Давайте по порядку.

Я двигаю пальцами под столом, от удара рука немеет, но я не хочу показать, что мне себя жалко.

– Да спроси прямо. Спроси уже… Прямой вопрос – прямой ответ. Зачем тут вся эта моя лирика?

– Не надо переживать. – Федор Петрович бегает по залу глазами. – Давай продолжим говорить. Может, хочешь высказать предположение… Кхм. – Он явно намерен поскорее сменить тему.

Он как опытный рыбак, как охотник. Он не торопится, он действует наверняка.

– Почему полицейские нашли все жертвы, кроме самой первой?

Странный вопрос. Откуда мне знать? Он хотел ошарашить, сбить меня с толку? Удалось. Не знаю ответ. Я же не убийца. Нашли все, кроме самой первой… Может, они плохо искали?

– Откуда я знаю? Может, вообще нет первой жертвы?

– Не надо вилять. Мы же все прекрасно знаем, что есть. Мы поэтому здесь и собрались. Девушка похищена, и это факт. Смешно отрицать. Так же факт, что она все еще жива.

– Откуда такая уверенность? – Я наигранно морщу лоб. – Если она в руках Риты, тем более первая, то скорее всего уже не жилец. Я знаю Риту, она прикончила ее.

Федор Петрович роется в своей сумке, что-то ищет.

– На месте последнего преступления, – он достает из сумки конверт, – следствие обнаружило очередную надпись. – Он протягивает мне несколько фото. – Вот. Надпись сделана кровью. И установлено, что кровь как раз той девушки. – Он перелистывает фото, показывает девушку. – А значит, ты, – психиатр быстро поправляется, – вернее, значит, убийца сохранил ей жизнь, и она сейчас в плену.

Вот теперь все понятно.

Все встает на свои места. Теперь ясно, почему меня все еще допрашивают, почему возятся со мной.

Они надеются с моей помощью отыскать пропавшую. Вот зачем все расспросы про адрес.

Все это время, пока я здесь тяну резину, Рита где-то истязает пленницу. Уже третьи сутки тяну. Лишние третьи сутки девушка в руках маньяка.

Время больше не работает на меня. Время теперь враг. Я не хочу, чтобы из-за моих промедлений кто-то еще пострадал.

Пусть меня посадят, но я хочу помочь. Вот только чем?

– Я хочу помочь!

– Если ты поможешь, учти, следствие это примет к сведению. Это позволит изменить…

– Скажите, как! Как? Я не знаю, клянусь!

Федор Петрович показывает, чтобы я не волновался.

– Хочешь конкретный вопрос? Пожалуйста. – Он листает журнал, находит старую запись. – Вот. Ты говорил, Рита странная. Пожалуйста, будь любезен, расскажи нам. В чем ее странность?

Черт побери, эта фальшивка снова переходит на «ты». Это должен быть хороший знак, это означает, что сейчас он мне верит. Наверное. Но как же это его «ты» раздражает.

– Не надо! Хватит! Вы все равно не верите ни единому моему слову. – Я сейчас готов взорваться от негодования. – Давай свой гипноз…

Когда они спрашивают не меня, а напрямую мое подсознание, они хотя бы немного верят в то, что слышат.

– Гипнотизируй!

Федор Петрович смотрит по сторонам. Он сомневается.