Герои млечного пути - Сурен Цормудян

* * *

— Неужели все это чистая правда? — Роман уставился на своего начальника, когда Ди Рэйв ушел.

— Право же, Рома, я удивляюсь, как ты дослужился до капитана. Твой друг все сразу понял, а ты задаешь глупые вопросы. Это действительно банальная вербовка. Конечно, мы не вели его со школьных лет. Твой друг попал в поле зрения нашей службы только после того, как оказался в спейсарской армии. Мало ли куда лукавый повел бы его. Он мог стать опасным для нас, а мог и полезным. Этот камень, — полковник захлопнул шкатулку и спрятал в стол, — он нашел сам. Мы его не подкидывали. И вот с этого момента все — чистая правда. Он стал «нашим клиентом». А тут подворачивается удобный случай, и мы открываем ему карты. Теперь Ди Рэйв в деле. Начинается крупная игра.

— Но зачем — так? Ведь можно было попросить по-человечески. Он на самом деле патриот. Знает историю России, восхищается, гордится ею! — воскликнул Ермак. — К чему этот цирк?!

— Следите за эмоциями, капитан! — Владимир Александрович строго взглянул на Ермака. Затем смягчился: — Мы его обидели, а это стимулирует инициативу. Сейчас у него мысли разбегаются, он ничего не понимает. Но это временно. Да и полезно.

Это был самый страшный день в его жизни. Ловский ощутил это особенно остро после ухода Дэвида. Тот произнес на прощание:

— Сегодня я больше не могу оставаться здесь. У меня есть еще дела. А вы крепитесь и научитесь жить с этим…

Но как это сделать? Рональд нашел способ. Едва за Дэвидом захлопнулась дверь, он испытал панический, неописуемый страх. Он находился в квартире, где собственными руками лишил жизни единственного близкого ему человека, и тот оставался здесь. Вернее — мертвое тело. Страх усиливался, и Ловский бросился к бару, откуда еще недавно извлек орудие убийства.

Напиться, вот единственный выход. Он схватил что покрепче. Водка, проклятая, никак не шла, залпом выпить бутылку из горла не удалось. Первые же глотки застряли в пищеводе и выплеснулись на ковер, который он с таким трудом очистил от крови жены. Вдовец стенал, катаясь по полу и колотя кулаками. Затем он вновь попытался влить в себя водку, но его вырвало. Стенания Ловского превратились в вой. Он чувствовал себя полным ничтожеством и лежал, уткнувшись лицом в ковер, от которого исходил запах крови, спирта и кислой рвоты. Рональд утратил связь с реальностью. Снова схватился за бутылку, и теперь водка влилась в него с невероятной легкостью. Его вернул в сознание страшный жар в пищеводе; Ловскому показалось, что он умирает. Он бросился в ванную. Открыл холодную воду и сунул голову под мощную струю воды, одновременно пытаясь вызывать рвоту вручную.

Но вот рассудок вновь помутился. Ловский рухнул на пол ванной комнаты и замычал что-то невнятное. Это продолжалось, пока он не уснул прямо на холодном полу.

* * *

Погруженный в размышления, Симон незаметно для себя вернулся на Красную площадь. Он любил это место, и мысли здесь выстраивались в четкий упорядоченный ряд. Он вдыхал многовековую историю, и судьба дарила ему шанс стать ее частью, а возможно — и творцом. Он больше не чувствовал себя униженным — наоборот.

— Я мог бы остаться актером — шутом, развлекающим публику. Нет, эта участь не по мне. Я могу изменить что-то вокруг себя. А потом? Я, возможно, сумею изменить весь мир. ВЕСЬ МИР!

Шаг у него стал тверже. Во взгляде блеснуло нетерпение, целеустремленность. Теперь он был рад связи с такой могущественной организацией. Он всячески отгонял от себя мысль, что он всего лишь рядовой исполнитель. Нет. Это они пусть так считают. Но он-то знает… Да, он понимает, кто он!

Куранты пробили одиннадцать вечера. Симон остановился и взглянул на Спасскую башню.

— Вот это встреча! — Возглас за спиной Ди Рэйва мгновенно вывел его из раздумий.

Симон растерялся при виде девушки.

— Доброе утро… То есть день… Я имею в виду… вечер… Здрасьте, в общем… Жанна…

Жанна смотрела на него зелеными глазами и улыбалась. Она была намного дружелюбней, чем в офисе Ганна. Но откуда она взялась в Москве?

— Я сама родом из Москвы, — произнесла она, смеясь и словно читая его мысли. — Вчера добила месячный отчет, и мы с Олегом решили взять несколько выходных. Сегодня первый день — суббота.

— А Олег тоже здесь? — Ди Рэйв был все еще в растерянности и снова подумал, что между Жанной и его другом что-то есть.

— Да нет же. Он ведь родом из Калининграда. Там и отдыхает. А я домой к сестрам приехала. — Она вдруг взяла его под руку, чем окончательно обескуражила.

— Э-э-эм-м-м… — только и смог сказать он, вытаращив на нее глаза.

— Симон, вы уж меня простите за резкость, но такой я сложный человек. Назойливых кавалеров осаживаю резко и без компромиссов. — Она увлекла Ди Рэйва за собой. — А после вашего ухода мы с Олегом поговорили, и он рассказал, через что вы прошли на далекой планете. Как вы нашли сокровище и поделились с друзьями. Признаться честно, я восхищена. Мое первое впечатление о вас было ошибочным. Простите.

— Н-нуу-у… — пожал он плечами.

— А лучше давайте я заглажу свою вину и приглашу вас на ужин. Может, сходим в бар?

— Нет! — взревел киномагнат, вспомнив вчерашнее.

— Тогда жду ваших предложений. — Жанна снова улыбнулась, да так лучезарно, что у Ди Рэйва кругом пошла голова.

— Пойдемте к Преголе… То есть к Москве-реке, я хотел сказать. Там экскурсия на катере.

— Согласна. Идемте. — Она крепче взяла его под руку. — Может быть, перейдем на «ты»?

Они двинулись в направлении набережной.

* * *

— Рональд, проснись. Рональд, — послышался тихий голос. Кто-то тряс его за плечо.

Ловский вздрогнул и открыл глаза. Он лежал на своей кровати, хотя припоминал, что упал в ванной комнате. Может, это приснилось? Его разбудила жена. Алиса, живая и здоровая, склонилась над постелью и, улыбаясь, смотрела на него.

— Дорогой. Тебе какой-то кошмар приснился, — нежно произнесла она.

Неужели это действительно был всего лишь страшный сон? Необыкновенно правдоподобный кошмар? Вот она, родная, живая!

— Алиса, — выдохнул Ловский, ощущая блаженство и облегчение. — Милая.

— Рон, подвинься, пожалуйста. Я прилягу рядом. А то мне очень холодно. И у меня голова жутко болит, — жалобно произнесла жена.

— Что? — Рональд напрягся.

— Мне очень холодно. И у меня голова жутко болит, — повторила она, поворачиваясь к нему левым виском. То, что он увидел, было ужасно. В виске зияла большая дыра, залепленная спекшейся кровью. Из посиневшего левого уха струилась густая темно-бурая масса.

Ледяной холод пронзил Ловского. Страх обуял его.

— Мне очень холодно. И у меня голова жутко болит… — Она протянула к мужу руки. Скрюченные, посиневшие пальцы поползли к его шее.