Цитатник бегемота - Ярослав Смирнов

— Как-то вы… странно выглядите, — с некоторым сомнением сказал Кляйн и поморщился — видимо, от боли. — Мне даже показалось, что вы стали… прозрачным, что ли. Действительно, жара, черт бы ее побрал, — добавил он и дернул здоровым плечом.

— Ерунда, — сказал Иван, отстраняя его. — Пройдет.

На самом же деле это была вовсе не ерунда, и он чувствовал всем своим существом, что непонятная сила, сродни тем, какие только что столкнулись в битве, готовой преобразить окружающее и изменить напрочь существующий мировой порядок, страшная, немыслимая сила играла им и в скором времени возвратится снова, чтобы смять, подчинить, уволочь куда-то с непонятной пока что целью… Ступни у него опять захолодило.

Македонская армия вступала в Вавилон. После Гавгамел Александру не удалось настичь Дария. Персидский царь бросил остатки своих войск на произвол судьбы и с небольшим количеством телохранителей убежал на северо-восток страны, в горы, отдав страну под власть пришельцев с Запада. Александр не решился преследовать Дария среди труднодоступных горных троп и пошел на юг- к Вавилону, Сузам и Персеполю, лишь ненадолго задержавшись в Арбелах, чтобы кое-как привести в порядок свою армию.

На поле сражения остались гнить десятки тысяч изуродованных трупов. Страшное зловоние распространилось вокруг: казалось, само небо потемнело до тошноты, и лишь стаи стервятников чувствовали себя своими на этом празднике жизни…

Азия лежала у ног божественного полководца. Всем было совершенно очевидно, что не осталось больше силы, которая могла бы помешать дойти македонянам до края Ойкумены. Устрашенные жестокостью, с которой каралось любое неповиновение новым властям, и не очень-то любящие прежнее начальство местные жители встречали грозного воителя с радостной покорностью. Все хорошо помнили об участи Тира и Газы, где просвещенные носители эллинизма утопили в крови всех, кто пытался выступить против Александра: в этих городах было вырезано все население от мала до велика, вырезано жестоко и хладнокровно — так, чтобы надолго запомнили. А вот покорившихся македоняне особо не обижали, в большинстве случаев сохранив местную администрацию, лишь обязав ей исправно платить налоги и предоставив полное право грабить свой народ, как и прежде. Все согласились и очень этим были довольны — Восток, как известно, дело тонкое…

Армия входила в главные ворота города. Македонские ветераны, много повидавшие на своем веку, были поражены открывшимся их глазам величественным зрелищем.

Вавилон превосходил всяческое воображение. Чудовищные, высотою в двадцать и толщиною в десять метров стены опоясывали огромный город: цитадель, сложенная из циклопических глыб, была еще выше. Словно из сказок перенесенные висячие сады спускались будто откуда-то с небес на чистые мощеные мостовые, нежной зеленью, неведомо как существующей при такой жаре, подчеркивая безмолвное величие дворцов и храмов, украшенных невероятной красоты изразцами и изваяниями. Могучий Евфрат тоже был закован в камень, и набережные были великолепны..

Широкие улицы переполнились народом, восторженно приветствующим победителей. Нарядные, сытые и довольные горожане, и кругом — дворцы, храмы и статуи, статуи, статуи… Крылатые быки с огромными вьющимися бородами, львы с человеческими лицами, повергающие в ужас великолепные драконы — всюду камень и золото, золото и камень. Похоже было, что город жил своей, нечеловеческой жизнью: людям здесь просто нечего было делать — среди величия и роскоши безразличных богов, вечных, а потому не беспокоящихся о бренности, времени и тщете.

Когда войска еще только подходили к Вавилону, Иван почувствовал налетающее беспокойство. Что-то недоброе ощущалось уже издалека: словно мутная пелена окутала стены и повисла над городом, запустив щупальца в каждый дом, в каждую душу. За внешней красотой, блеском и показным величием скрывалось нечто нехорошее, и это нехорошее было готово к действию.

Ивану вдруг показалось, что весь город — только декорация, картон и папье-маше, а люди на улицах — мертвецы, скалящие зубы в холодной улыбке голых черепов, убитые дважды и трижды, но настойчиво возвращаемые из могил чьей-то злой волей — пусть на время, пусть в обмен на кого-то другого, кому тоже суждено еще не раз вернуться, пока его не избавят от этой постылой обязанности…

Гул голосов стал тише. Иван услыхал, как где-то звякнул колокольчик. Резко вскрикнула птица. Люди снова стали людьми.

Город встречал великую армию. Александр со своими ближайшими сподвижниками разместился прямо возле главных городских ворот, в роскошном царском дворце. Гипаспистам как отборным армейским частям тоже отвели достойное место.

Вечерело. Пламенеющий солнечный шар скрылся за желто-серым камнем стен. Тут и там стали зажигать факелы: наступили быстрые сумерки. Начинался ночной этап веселья победителей-освободителей; отовсюду неслись пьяные вопли, радостный женский визг мешался с хриплыми голосами македонских солдат; длинные тени уже начинали метаться в темноте узких проулков в поисках уединения: темнело очень быстро. Ощущение противоестественной свадьбы повисло над покоренным городом — праздничный стол был накрыт, и гости почти все собрались. Яства оказались расставленными в изобилии, и плотоядная ухмылка вавилонской ночи становилась все шире и откровеннее…

Иван вышел из казармы на улицу. С наступлением темноты он стал ощущать на себе чей-то пристальный взгляд, и ощущение это было не из приятных. Вдобавок страшно хотелось курить.

Иван вздохнул и вдруг подумал о профессоре. Он поразился: оказывается, фон Кугельсдорфа-то он не видал с той самой ночи перед битвой при Гавгамелах! И ни разу даже о ним не вспомнил… Нет-нет-нет, конечно же, вспомнил: когда возник тот самый вселенский холод, волчий вон и птичий крик.

Иван почесал в затылке. А что, если?..

— Гуляем?

Иван обернулся. Позади него, приятно улыбаясь, стоял профессор — легок на помине.

— Гуляем, — кивнул Иван. — Душновато.

— Это хорошо, — потирая довольно руки, проговорил профессор.

— Что тут хорошего? — удивился Иван.

— Да все. — Профессор сделал широкий жест рукой.

— Понятно, — сказал Иван. — А где…

— Вечерок-то какой! — восторженно перебил его фон Кугельсдорф. — Да?

— Вечерок… действительно, — согласился Иван. — Но откуда…

— А как вам здешние приключения? — снова перебил о профессор. — Весело, правда?

— Веселее некуда, — снова согласился Иван, медленно закипая.

— То-то, — удовлетворенно произнес профессор. — Но ничего: то ли еще будет! — пообещал он, мечтательно подняв глаза к небу.

— Ладно, — мрачно сказал Иван. — Не хотите говорить, где вы были все это время и откуда появились сейчас, точно чертик из коробки, — хорошо: это, в конце концов, ваше дело. Однако, быть может, вы все же соблаговолите объяснить, как вы собираетесь добывать македонскую часть талисмана и куда, собственно, мы отправимся дальше?