Ограниченные невозможности. Как жить в этом мире, если ты не такой, как все - Ирина Млодик

Зачем и кому нужны «места большего благополучия»? Там что, не будет болезней, ссор, ошибок, глупостей, зависти и злобы? Что это за благополучие такое? Как в раю? Но если ты в раю, значит, ты уже мертв. Разве не так? Ведь живые несовершенны по природе своей – реагируют как попало, чувствуют все подряд, поступают как придется. Совершенство означает законченность, конец, дальше некуда. И как они, ее соотечественники, опять могли попасться на эту удочку – мечту об идеальном государстве? Им не знакомо слово «утопия»? Во все времена, начиная с Платона, люди мечтали об идеальном государстве. Но никому не удавалось воплотить это в реальности, почти никто даже не пытался, хотя те, кто пытался… из уроков истории все знают, что из этого вышло.

Труднее всего ей было понять, как можно отказаться от собственных детей, тем более если у них есть особенности или ограничения. Отказаться не из-за неспособности быть с ними и помогать им расти, а из-за чьих-то решений, требований, постановлений. Как можно так слепо доверять тем, кто действует исключительно в своих интересах, прикрываясь «великими» идеями. Куда делся родительский инстинкт? Может, инстинкт – это выдумка биологов, конечно. Вот и думай, что хочешь. Она сама даже не мать, ей трудно судить.

Еще ей было непонятно, как их прекрасный маленький город можно было признать «территорией неблагополучия». Это же дичь! Что с ним не так? Спокойный, уютный городок. Она выросла здесь, в маленькой квартирке недалеко от парка. Днем ходила в школу и на волейбол, летом – на речку и в лес. По вечерам каждый вторник и пятницу к бабуле приходили гости. Эти сборища девочка называла «клубом великосветских старушек». Почему «великосветских»? Может, из-за того, как они говорили, что рассказывали, вспоминая свою удивительную жизнь. Любая биография, рассказанная за этим круглым столом под светло-оранжевым абажуром, могла претендовать на увлекательный роман или киносценарий.

Все «члены клуба» всегда были в курсе последних книжных новинок, поскольку одной из них, Валериане Валерьевне, дочь регулярно привозила только что вышедшие и давно изданные книги, которые моментально прочитывались и обсуждались всем старушечьим коллективом. Таким образом, не имея времени и желания много читать, Каланча узнавала не только книжные новости, но и чем Борхес отличается от Кортасара. Аполлинария Евграфовна, самая худенькая и щуплая из пятерых старушек, кокетливо подкрашивающая свою седину в розоватый оттенок, всегда приносила к чаю лакомства собственного изготовления, и в доме по вечерам пахло ванилью, корицей и кардамоном. Велись жаркие литературные споры, звучали шутки, воспоминания, и радио всегда было настроено на волны классической музыки. Ей казалось, что так будет всегда. Вечно. Она собиралась состариться вместе с ними: не выходить замуж, не иметь детей. Просто каждый вторник и пятницу слышать эти жаркие споры, старушечий кашель, смех, жалобы на погоду, закусывая самыми вкусными в мире печеньями и пирогами.

Когда живешь в мире, в котором столько мудрости, стабильности и теплоты, утрачиваешь навык замечать начинающееся неблагополучие. Клуб, конечно, обсуждал новомодные бредовые идеи об «усовершенствовании». Сколько каламбуров и искрометных шуток рождалось в те вечера! За столом под оранжевым абажуром вспоминались самые удачные и неудачные литературные утопии, выстраивались шуточные версии дальнейшего развития событий. Вспоминались прежние Правительственные идеи, планы и чудовищные последствия их реализации. Никто из них, даже обычно склонная к самым пессимистичным предсказаниям Софья Абрамовна, не мог предположить, что это станет их реальностью, явью.

Самое страшное началось, когда разговоры об «усовершенствовании», над которыми еще год назад все смеялись, шутили, придумывали анекдоты, стали вдруг превращаться в Постановления, Решения Правительства, Отчеты о действии Комиссии на местах.

Весной не стало бабули. Заснула вечером в воскресенье, а в понедельник уже не проснулась. В школе, где Каланча работала учителем физкультуры, собрали деньги и посочувствовали, «клуб» помог внучке с организацией похорон и поминок. Она была так оглушена потерей, что совсем растерялась, не зная, как жить дальше и делать самые простые дела, поэтому была очень признательна за заботу и поддержку. Она и не заметила, в какой момент они вдруг стали больше походить на потерявшихся детей, чем на мудрых взрослых, переживших тяжелые времена. Где-то через месяц клуб окончательно распался, и больше никто не собирался в маленькой квартирке под оранжевым абажуром. Мир рушился, прежнее уходило безвозвратно, места за круглым столом пустовали, в квартире запахло затхлыми вещами старой женщины и ржавыми трубами.

От вечерней тоски и одиночества она стала смотреть телевизор и не могла поверить своим ушам. Безупречно выглядящие ведущие новостей уверенно и оптимистично рассказывали стране о том, как регионы «успешно соревнуются за наибольший вклад в усовершенствование внешних и внутренних качеств населения». Кадры бесконечных строек «мест большего благополучия» – так теперь назывались новые города – сменялись лицами ученых и специалистов Центров по усовершенствованию, уверенно вещающих о «необходимости и возможности улучшения человеческой породы через модернизацию сознания, изменение неэффективных когнитивных паттернов и искоренение негативных особенностей внешних и внутренних качеств населения на строго научной основе». «На местах успешно работают Комиссии по высокоточной диагностике и отбору граждан разного возраста, нуждающихся в усовершенствовании», – вещала молодая женщина с идеальной прической в безупречно отглаженной блузке. «Обновленная страна скоро станет лидером не только мировой экономики, но и явит всему миру гениев в науке, практике и искусстве», – убеждал страну молодой, но солидный диктор, тщательно выговаривая написанный кем-то текст.

Хотелось ущипнуть себя и проснуться. Как это могло стать их реальностью? И так скоро! Как сознание людей от насмешек над этим «удачно проведенным китайским опытом, перенесенным на отечественную почву» перешло в горячую приверженность большинства идее «улучшения человеческой породы»? И ведь все это когда-то уже было, было… Неужели все забыли? Ничему их не учит история? Все автобиографические истории старушек из бабулиного клуба и их близких, переживших революцию, голод, репрессии, войну, Холокост, снова репрессии, фантазии о скором наступлении коммунизма, застой, перестройку – все эти свидетельства забыты? Временами что-то холодело, стыло внутри от мрачного предчувствия. Почему-то ей всегда казалось, что ее-то непременно минет чаша сия – таким благополучным выглядел мир под оранжевым абажуром. Самое печальное – обсудить это было совсем не с кем.

Теперь она пожалела, что никогда не заводила друзей. С ровесниками ей всегда было тоскливо и скучно, даже с девочками из команды: все их разговоры сводились к обсуждению последних новостей на любовном фронте, сплетен и страхов не выйти замуж.

Конечно, в их городе не только она, но и другие жители не стремились улучшать свою породу. Быстро сформированная армия ЗПЧ, состоящая в основном из студентов и примкнувшей к ним соседней воинской части, не могла долго сопротивляться государственной армии. Да и как противостоять большинству, свято верящему в «необходимость совершенствования» и поддержанному православными идеями об уподоблении «Господу нашему»: мол, он сам нам велел быть подобными ему, значит, нововведения обоснованы и «одобрены Создателем». Хотя из разговоров со знакомым батюшкой, которого ее бабушка всегда потчевала блинами и чаем с кизиловым вареньем, она помнила об обратном: о предостережении Евангелия против проявления человеческой гордыни. «Грех это. Ох, грех… Все за него расплатимся. Все…» – только и повторял батюшка, вздыхая и становясь печальнее неделя за неделей.