Фантазии женщины средних лет - Анатолий Тосс

Самолет из Миннеаполиса в Анкоридж летел около четырех часов. Сотрудник полиции встретил Хью прямо у трапа.

– Мы упустили его, – сказал тот с ходу.

– Что? – не поверил Хью и подумал, что нельзя доверять полиции. Он всегда знал это.

– Мадорского ждал одномоторный самолет. Пилот из местных. Мы навели справки. Хотите?

– Позже, – буркнул Хью.

– Они вылетели два часа назад. Мы не знали, что делать, и связались с вашими людьми, но они сказали, чтобы мы ждали вас и ни в коем случае не арестовывали его сами. А больше мы ничего сделать не могли, не посылать же за ними другой самолет.

«Идиоты», – подумал Хью.

– А задержать его вы не догадались?

– Как? – полицейский был в недоумении.

– Да как угодно! Сломать машину, продырявить бензобак самолета, да мало ли как. – Хью покачал головой, зря он сказал это, с этими баранами спорить – только нервы портить. – Что же теперь делать? – подумал он вслух.

– Ждать, когда прилетит пилот, а потом расспросить его о маршруте, – посоветовал полицейский, думая, что вопрос обращен к нему.

Хью не выдержал.

– Да и так понятно, куда он летит! – заорал он. – Вы что, болван? Неужели вы не понимаете, что здесь граница с Россией.

– Но туда же нельзя перелететь, радары…

– Конечно, нельзя, – измотанный тупостью полицейского прорычал Хью. – Он через границу и не полетит, он к ней подлетит. А перейдет ее на лыжах или снегомобиле с якутами, которые каждый день шастают туда-сюда. А там его ищи-свищи. Он ихний, русский, он растворится там. Понятно!

– Понятно, сэр, – послушно отчеканил полицейский. – Мы его упустили.

Хью опять качнул в раздражении головой.

– Это вы его упустили, я его еще не упустил. Приготовьте все летательные аппараты, какие имеются в распоряжении, соберите пилотов, я знаю, куда он полетел.

«Теперь я припишу Мадорскому еще и незаконный переход границы. Да еще с кучей наличных денег», – подумал он про себя.

– Нельзя, сэр, сейчас нельзя. Приближается снежный шторм, обещают, что через полчаса он будет здесь.

Хью опять выругался: ну не везет! Не мог же Мадорский подготовить и этот шторм тоже.

– Когда он пройдет? – спросил он зло.

– Синоптики обещают, часа через три-четыре.

– Всем быть готовым, – распорядился Хью.

После того как шторм утих, они вылетели и искали самолет всего какой-нибудь час-полтора. Сначала увидели фюзеляж, он лежал в стороне от крыльев, но это стало понятно позже: с воздуха крыльев вообще не было видно, так их занесло снегом. Хью почувствовал досаду, он не желал такого конца ни для Мадорского, ни для всего дела. Он дал сигнал, и пилот посадил самолет на лыжи, благо снег был плотный. В кабине разбившегося самолета нашли одно тело, оно было пробито штурвалом и примерзло к нему, так что потребовалось время, чтобы оторвать его и заглянуть в лицо. «Это летчик, – вздохнул полицейский, кивнув на труп, – слишком сильный шторм, такой маленький самолет не мог пролететь через него, вот и потерял управление».

Стали искать тело Мадорского. Сначала думали, что от удара его выбросило через стекло фюзеляжа, он мог отлететь метров на десять-пятнадцать, а потом его занесло снегом. Вызвали людей с поисковыми собаками. Ньюфаундленды своими носами прочесали все пространство вокруг, но ничего не нашли. Начинало темнеть, надо было возвращаться. Хью прикидывал, что могло произойти, где тело Мадорского?

– но не мог сообразить. Пилот его самолета подошел к нему, предложил сигарету, Хью с жадностью втянул в себя дым, он не курил уже часов десять.

– Как вы думаете, где может быть второй? – спросил Хью.

Пилот прищурился, он был уже не молод, с красным, обветренным лицом, резко прорезанным морщинами у глаз.

– Удар при падении был не сильный, видите, как лежит фюзеляж? Его долго тащило по земле, потому и крылья по-обломались. Летчику не повезло, налетел на штурвал, но тот, кто сидел сзади, мог выжить. Он мог пойти пешком в поисках помощи, но в такой шторм далеко не уйдешь, наверняка замерз, а тело занесло, вариантов нет. Летом снег спадет, найдется. А сейчас искать бесполезно, он мог уйти в любую сторону на километр, а то и больше, да и снега нанесло. Тут до лета искать будешь, проще подождать.

Хью молча сплюнул, швырнул окурок в снег: он готов бросить курить, от этой сигареты он не получил никакого удовольствия, только во рту стало противно.

Три раза летал потом он на это место. Первый тем же летом, как только сошел снег, Хью и еще дюжины две людей обшарили пространство радиусом в два с половиной километра, но кроме чемодана так ничего и не нашли, он действительно лежал метров в сорока от самолета. Хью оказался прав, в нем действительно находились деньги: четыре миллиона долларов сотенными бумажками. Но тела не обнаружили, и это не давало Хью покоя. Он снова полетел на место катастрофы в конце того же лета и еще более тщательно изучил этот участок, метр за метром, и опять ничего. На следующий год ему сообщили, что тело нашли, вернее, то, что осталось, и он снова полетел, но место было не то, в километрах шести от аварии, к тому же последующая экспертиза установила, что погибший – местный охотник, сухенький, невысокий якут, а не крупный, рослый Мадорский. Хью хотел организовать еще одну экспедицию, но дела не позволили, да и начальство смотрело на поиски уже с удивлением, видя в них излишнее упорство сотрудника, а никак не необходимость.

Прошли годы. В возрасте пятидесяти четырех лет Хью Гарднер вышел в отставку. Он считался одним из самых удачливых и уважаемых сотрудников ФБР, ему не раз предлагали консультировать крупные корпорации по вопросам технического шпионажа, но он не хотел. К чему? Пенсия у него была приличной, но, главное, он думал о деле, которое не давало ему покоя. Дело Мадорского, единственное, которое Хью так и не раскрыл до конца. Предательское сомнение, подлая червоточинка мучили его все эти годы, ему мерещилось, что Мадорский обошел его, переиграл, просчитал на шаг вперед, и сейчас сидит где-то и посмеивается над ним, Хью, над которым никто и никогда не смеялся.

Он представлял лицо Мадорского, сытое, холеное, самодовольное, подернутое высокомерной усмешкой, с хитрым смеющимся взглядом, направленным на него, внутрь его. Эта было невыносимое наваждение, оно преследовало Хью постоянно, особенно по ночам, Хью гнал его от себя, ведь он сам видел аварию, разбившийся самолет. Но с другой стороны, тела-то так и не нашли, говорил он себе, а раз тела нет, значит, дело не закрыто. И он решился на последний шаг. Он давно о нем думал, а сейчас решился. Он сыграет ва-банк.

Этой осенью Хью снова отправился в Анкоридж. Прилетев, он взял напрокат двухместный одномоторный самолет (он давно умел управлять такими машинами), снял номер в гостинице и стал ждать. Прошло больше двух недель, прежде чем он услышал, что к вечеру ожидается сильный снежный шторм. Хью готовился именно к такой погоде. В три часа дня он поднял самолет в воздух. Все, кто оставался на аэродроме, смотрели на него, как на сумасшедшего. Хью летел к месту, где когда-то разбился Мадорский, он смотрел на приборы, сверяя местонахождение, и думал, что единственно главным, что осталось для него, был этот спор между ним и Мадорским. «Никого и ничего больше нет между нами. Ни денег, ни закона, только я и он, мое эго против его, если он жив, конечно. Так ведь в конечном итоге всегда в жизни, – повторил он про себя, – одно эго против другого. И больше ничего нет. Только эта единственная борьба, которая и есть жизнь».