Родительская педагогика - Василий Сухомлинский

Эта удивительная исповедь юной души навсегда останется в моем сердце. Она стала источником тревожных дум о воспитании. Как это ни досадно, как ни обидно, но надо нам, товарищи учителя, воспитатели, сознаться самим себе, что в школьном воспитании много, очень много дремучего педагогического бескультурья, порой и невежества. Это прежде всего забвение той самой простой и самой мудрой истины, что воспитание Человека – это прежде всего воспитание сердца. В той гармонии, которую представляет собой духовное богатство Человека, сердцу принадлежит самая тонкая, самая нежная мелодия. Педагогическое бескультурье в воспитании чувств – это, на мой взгляд, одно из самых больших зол, которые часто приводят к печальному концу. Это зло бросается в глаза уже при первом знакомстве с жизнью многих школ. Крик, окрик, нервозные, повышенные интонации – во многих школах это стало привычной чертой взаимоотношений учителя и учеников. Привыкая к окрику учителя, к стуку рукой по столу, к повышенному, нервно-крикливому тону обращения, ученики в течение 5–6 часов находятся в состоянии ненормального напряжения – уже одно это представляет собой угрозу не только здоровью, но и нравственному развитию. Нервозность, напряженность издергивают, огрубляют сердца детей, приводят к тому, что они перестают реагировать на обычный тон обращения и реагируют только на сильные, усиленные средства – тот же окрик, стук по столу, нередко угрозу. Недопустимое педагогическое бескультурье начинается, как видим, с того, что у ребенка изо дня в день, из месяца в месяц издергивается сердце. У него притупляется чуткость, его сердце как будто бы деревенеет, становится нечутким к тем тончайшим тонам и полутонам человеческого слова, которые оно должно ежечасно чувствовать и которые, в сущности, и воспитывают сердечную чуткость. В атмосфере постоянной напряженности, нервозности, крика и учитель в конце концов теряет эти тончайшие нюансы – тоны и полутоны.

«Я работаю в школе шестой год, – рассказал мне молодой учитель из Калининской области, – и с каждым годом чувствую, как все больше “деревенеет” мое слово, с которым я обращаюсь к детям, – я теряю “сердечную окраску” своего слова, потому что все время вынужден “перекрывать” своим голосом крик и шум в классе. Чувствую, что чем больше “одеревенения” в моем обращении, тем равнодушнее дети к моим словам и тем чаще приходится мне прибегать к окрику, угрозе. С уроков прихожу домой разбитый, с головной болью, несколько часов не могу ни за что взяться, лишь к вечеру немного успокаиваюсь и начинаю работать, засиживаюсь над книгами ночью, а утром встаю с тяжелой головой…»

После рабочего дня, проведенного в атмосфере нервозности, напряжения, чрезмерного возбуждения, ученики, особенно подростки, тоже приходят домой с истощенной нервной системой и не могут работать. Сидение же над домашними заданиями с тяжелой головой и истощенным, уставшим сердцем приводит к тому, что выполнение домашнего задания превращается в настоящее мучение, а результат этого сидения – поверхностные знания, головная боль, усталость на последующих уроках, снова то же равнодушие и реагирование только на «сильнодействующее» средство – крик и окрик. Присмотримся к этому заколдованному кругу, вдумаемся, какое большое зло приносим мы и себе и детям забвением элементарных истин педагогической культуры. Крикливость, нервозность, напряженность ведут учителя в тот тупик педагогического бессилия, где происходит еще более позорное и более страшное: школа, которая по самой своей природе должна быть святым местом гуманности, человечности, храмом сердечной культуры, тончайших и благороднейших человеческих чувств, становится иногда – как это не дико звучит, но это так – местом произвола и несправедливости. Не зная, что делать с учеником, который, по его мнению, умышленно нарушает дисциплину, умышленно причиняет неприятности, учитель прибегает к «сильнодействующему» средству – наказанию. Слабость апеллирует к силе и насилию. Да, я не один час думал, прежде чем написать это слово – насилие, но произвол и несправедливость всегда выливаются в насилие над сердцем, волей, мыслью, чувствами ребенка. А там, где начинаются «сильнодействующие» средства – несправедливое наказание, насилие, произвол, – кончается, исчерпывается педагог и начинается надзиратель, которого дети ненавидят. Я увидел Екатерину Петровну, познакомился с ней. Мне страшно стало за судьбу тех, кого она воспитывает сейчас и кто к ней еще придет. Такие люди не чувствуют в своем питомце человеческого сердца. Их прикосновение к сердцу ребенка – это ржавая пила, а не живая вода, успокаивающая боль и врачующая горести. А между тем только от нее зависело спасти человека, не допустить его падения – озлобленности, ожесточенности.

Конечно, было бы странно и дико, если бы где-нибудь в современной школе, в нашем обществе кто-нибудь применил палку, розгу, ремень или подзатыльник в буквальном смысле этих понятий. Эти наказания давно умерли. Но духовная палка, духовная розга, духовный ремень и подзатыльник, духовное растравливание раны и присыпание ее солью не столь уж большая редкость. И в этом и заключается нелепость, тупость того педагогического бескультурья, которое приносит много зла нашему обществу, приносит горе и несчастье людям. Ведь коммунистический человек – это не только человек большой умственной культуры, духовного богатства и физического совершенства. Это еще и человек счастливый – одаренный человеческим счастьем, и одарить его этим ни с чем не сравнимыми, ни с чем не сопоставимым богатством должны мы, педагоги, вместе с семьей.

Я с гневом отбрасываю несправедливые обвинения учителей отдельными невеждами – родителями, людьми, не представляющими, как трудна и сложна работа настоящего педагога. Я знаю десятки учителей, творческий труд которых поистине героичен, и таких учителей в нашей стране тысячи и тысячи. Но я с болью говорю, что на долю дремучего педагогического бескультурья приходится добрый процент тех жизненных трагедий, в результате которых подросток в лучшем случае оставляет школу, попадает в графу «отсев», в худшем случае за ним на несколько лет закрывается дверь исправительно-трудовой колонии, как за Сергеем. Бескультурье это почти всегда, как говорится, школьно-семейное – к невежеству и бессердечности родителей присоединяется, как это ни странно, невежество и бессердечность горе-педагога. Нередко, когда говоришь об этом, приходится слышать опасливые предостережения своего брата педагога: «Зачем об этом заявлять принародно? Ведь родители могут подумать, что виновата во всем школа, и тогда нам будет работать еще труднее». Напрасная боязнь. Родители, которым дорога судьба своих детей, прекрасно понимают истоки и причины трудностей воспитания, свои просчеты они никогда не скрывают. Педагогическая культура родителей в нашем обществе за последние десятилетия неизмеримо выросла, и, чтобы наше школьное воспитание стало в полном смысле этого слова коммунистическим, нам, педагогам, надо понять всю глубину ответственности, которая возлагается на нас обществом.

Прошлой осенью в первый класс привел своего сына отец, который четырнадцать лет назад сам сидел за партой. Я на всю жизнь запомнил его: строптивый, своенравный, непослушный мальчик, всегда действовавший как будто бы наперекор самым разумным требованиям. И вот он привел в школу сына. Волнуясь, с трудом находя слова, чтобы выразить свою мысль, отец просил: «У сына точно такой же характер, как и у меня. Увидите в нем что-нибудь плохое – не напоминайте ни одним словом в присутствии других детей: замкнется, станет молчаливым, а делать будет совсем не то, что требует учитель. О плохом говорите с ним наедине – и он будет стремиться стать хорошим. По себе знаю…»