Эмоциональный мозг - Павел Симонов

В этом же журнале в связи с присуждением премии им. И. П. Павлова 1979 г. за монографии «Теория отражения и психофизиология эмоций» и «Высшая нервная деятельность человека. Мотивационно-эмоциональные аспекты» можно прочесть следующее: «Информационная теория эмоций, одна из фундаментальных концепций, разработанных в последние годы, — значительный вклад в творческое развитие учения И. П. Павлова о высшей нервной деятельности. Эта теория стала основой для постановки и решения многих важнейших прикладных проблем» [Вести. АН СССР, 1979, № 6, с. 151].

Изложение информационной теории получило положительную оценку в рецензиях Г. X. Шингарова [1970], П. Л. Горфункеля [1971], Н. А. Шустика и В. Ф. Сержантова [1974], В. М. Смирнова [1977]. К. Стронгмен в своей обзорной монографии «Психология эмоций» [Strongmen, 1973] и К. Изард в книге «Эмоции человека» [Izard, 1977] приводят основные положения теории. Она используется при анализе природы искусства [Лилов, 1977] и при попытках моделирования функций мозга [Горский, 1978].

Имеется ряд предложений относительно той или иной модификации «формулы эмоций». Так Б. М. Янкелевич [1965], анализируя генез эмоционального напряжения у летчиков, предложил определять субъективную оценку опасности через отношение количества известных летчику аварий к общему числу полетов данного типа. Пытаясь объединить информационную теорию эмоций с теорией функциональной системы П. К. Анохина, Г. И. Косицкий [1977] модифицировал формулу следующим образом: СН = Ц (ИнЭнВн — ИсЭсВс), где СН — степень напряжения, Ц — цель (синоним афферентного синтеза), И, Э, В — информация, энергия, время — необходимые для достижения цели и существующие, наличные.

Мы уже говорили о том, что прогнозирование вероятности достижения цели неизбежно включает в себя и знания, и навыки, и энергетические ресурсы организма, и время, необходимое и достаточное для соответствующих действий. Вводить все эти (и многие другие) факторы в структурную формулу эмоций, по нашему мнению, излишне. Что касается цели, то она всегда есть функция потребности, причем потребность (хотя бы элементарные ее разновидности) можно измерить, а «цель» измерению не поддается. Вводить ее в формулу явно непродуктивно.

Информационный подход к анализу эмоционального напряжения в норме и в случаях патологии высшей нервной деятельности встречается все чаще. В книге «Информационные неврозы» М. М. Хананашвили пишет: «Важным условием возникновения невроза человека А. М. Свядощ [1971], так же как и мы, считает высокую значимость сигнала, принимая при этом, что значимой является информация, влияющая на вероятность удовлетворения потребности» [Хананашвили, 1978, с. 71]. Как мы упоминали выше, определение прагматической ценности информации через изменение вероятности достижения цели в результате получения данного сообщения принадлежит А. А. Харкевичу [1960]. Именно таким значением термина «информация» мы воспользовались при разработке информационной теории эмоций, уточнив понятие «достижение цели» представлением об удовлетворении актуальной потребности.

По нашему мнению, ситуация, обрисованная М. М. Хананашвили как неврозогенная, представляет частный случай ситуации, ведущей к отрицательному эмоциональному напряжению в соответствии с информационной теорией эмоций. В какой мере это эмоциональное напряжение способно привести к невротическому срыву, зависит уже от других факторов: от продолжительности данного эмоционального состояния, индивидуальных (типологических) особенностей субъекта, степени астенизации его нервной системы и т. п.

Поскольку патогенез невротического состояния всегда связан с вовлечением мозговых механизмов отрицательных эмоций («Психология невроза, — заметил Кречмер, — это психология человеческого сердца вообще»), мы писали в 1966 г.: «Человеческий невроз — классическая “информационная болезнь”, требующая адекватных “информационных” методов лечения» [Симонов, 1966, с. 61]. Развивая это положение применительно к экспериментальной патологии высшей нервной деятельности, мы подчеркнули: «Животное вынуждено выполнять действия, которые по своему объему, темпу и другим характеристикам непосильны для его нервной системы… В естественных условиях животное постоянно меняет тактику своего приспособительного поведения, оно ищет способы достижения цели не только наиболее эффективные, но и наиболее экономные для нервной системы. Но в эксперименте мы ограничиваем животное в выборе средств и вынуждаем его выполнять работу, превосходящую возможности головного мозга… Экспериментальный невроз у животных — это не просто результат безуспешных попыток решения трудной задачи, оказавшейся непосильной для их нервной системы, это всегда следствие острой необходимости решения, обусловленной сильнейшими биологическими потребностями живого существа… Во время знаменитого ленинградского наводнения 1924 г. у собак, находившихся под наблюдением И. П. Павлова, невроз развился не потому, что в помещении появилась вода, а потому, что запертые в клетках животные были лишены возможности сразу же обратиться в бегство» [Симонов, 1968, с. 14–15].

Может показаться, что представления М. М. Хананашвили о генезе отрицательного эмоционального напряжения, способного привести к экспериментальному неврозу, противоречат фактическим данным и теоретическим положениям информационной теории эмоций. В самом деле, ведь там всегда говорится о дефиците прагматической информации, в то время как М. М. Хананашвили подчеркивает значение информационной перегрузки мозга в сочетании с дефицитом времени, отпущенного для ее переработки и принятия решения. Однако это кажущееся противоречие, обусловленное многозначностью термина «информация».

Напомним только некоторые значения термина, с которыми он употребляется в современной литературе. Здесь и житейское представление об информации как сведениях, передаваемых от системы к системе (живой или автоматической); и представление об информации как негэнтропии, то есть мере упорядоченности, организованности, неслучайности; и семантическая ценность информации, определяемая через изменения тезауруса (запаса знаний); и, наконец, прагматическая ее ценность, мерой которой служит изменение вероятности достижения цели в результате использования данного сообщения. Более подробные сведения о состоянии проблемы можно найти в трудах А. Н. Колмогорова, А. А. Харкевича, М. В. Волькенштейна, М. М. Бонгарда, Ю. А. Шрейдера, Д. Н. Меницкого и др.

Рассмотрим типичный пример возникновения эмоционального напряжения в результате «информационной перегрузки». За 40 с разбега самолета требуется произвести 70(1) различных операций. Каждую минуту летчик должен считывать 120–150 показаний приборов (Михайлов, 1977]. В момент посадки ему приходится одновременно учитывать показания приборов, работу двигателей, направление полета, расстояние до земли и т. д. Начинающий пилот (я знаю это по собственному опыту) буквально «захлебывается» в потоке поступающих к нему сигналов и оказывается в ситуации острейшего дефицита информации, необходимой и достаточной для своевременного осуществления действий по управлению самолетом. Отсюда — сильное эмоциональное напряжение: резкое учащение сердцебиений, тремор, судорожная хватка за ручку управления и нарастающая угроза ошибок пилотирования. Так называемая «перегрузка» оборачивается информационным дефицитом, падением вероятности достижения цели.