Эмоциональный мозг - Павел Симонов

Аналогичное недоразумение встречается довольно часто (см., например: Э. Е. Бехтель, [1968]). Критики информационной теории эмоций почему-то любят приводить один и тот же пример, якобы опровергающий теорию. «Пока человека судят, — говорят они, — он находится в состоянии дефицита информации о своей дальнейшей судьбе. Но вот объявляют приговор. Неопределенность уменьшилась, подсудимый точно знает о грозящем ему наказании. Разве его отрицательные эмоции стали при этом слабее? Напротив, они усилились». Разумеется. Ведь его потребность состояла в том, чтобы избежать наказания. В момент объявления приговора вероятность удовлетворения этой потребности критически упала, а отрицательные эмоции резко возросли. Приведенный пример лишний раз подтверждает теорию, а не опровергает ее.

Иное дело, если осужденный стремится получить наказание — бывает и такое. Акутагава Рюноскэ [1974] в новелле «Повесть об отплате за добро» рассказывает о Поро Ясабуро, который, будучи осужден вместо Дзинкая, радуется предстоящей казни. Умирая за Дзинкая, спасшего отца Ясабуро от разорения, он, во-первых, отплачивает за добро, одновременно он мстит тому же Дзинкаю за то, что тот отказался принять благодарность Ясабуро. Наконец, умирая под именем знаменитого вора, он приобретает славу этого вора взамен своего жалкого, нищего и бесславного существования. Радость осужденного — следствие прироста вероятности удовлетворения трех его потребностей или, точнее, одной, более глубокой потребности в справедливости, согласно нормам, усвоенным героем новеллы.

Минимум три обстоятельства обусловили это сходство. Первым и самым главным является тот факт, что обе концепции, по-видимому, правильно отразили какие-то аспекты объективно существующего явления. Вторая причина состоит в том, что автор информационной теории принадлежит к поколению, для которого книги, выступления, статьи П. К. Анохина наряду с трудами других отечественных и зарубежных физиологов были органической частью формирования собственного научного мировоззрения. Наконец, не подлежит сомнению генетическое родство биологической и информационной теории, поскольку обе они принадлежат к павловскому направлению в науке о деятельности мозга и непосредственно восходят к одному и тому же идейному источнику — к концепции Павлова о несовпадении (рассогласовании) ранее сложившегося внутреннего и изменившегося внешнего динамического стереотипа.

Наиболее существенное различие теорий сводится к двум моментам. «Акцептор результатов действия» П. К. Анохина предполагает прогнозирование одного лишь содержания, семантики цели, афферентных характеристик целевого объекта. Во введении к сборнику «Системная организация физиологических функций» [1969, с. 10] читаем: «Как правило, полное совпадение свойств акцептора действия с сигнализацией, идущей о результате действия, всегда сопровождается положительными эмоциями приятного характера, санкционирующими успех совершенного действия. Наоборот, любое “рассогласование” — источник неприятных, биологически отрицательных эмоций, способствующих быстрейшему удовлетворению возникших потребностей. Такое представление, согласно которому эмоции позволяют организму оценить потребности и их удовлетворение, легли в основу выдвинутой П. К. Анохиным оригинальной биологической теории эмоций» (подчеркнуто мною. — П. С.).

Ни в одной из работ П. К. Анохина мы не нашли упоминания о том, что наряду с содержанием (семантикой) цели мозг всякий раз прогнозирует вероятность ее достижения. Что касается нашей теории, то для нее этот момент является ключевым, получившим отражение даже в самом названии информационной теории эмоций. Введение категорий вероятностного прогнозирования [Фейгенберг, 1963] сразу же расширяет пределы применимости теории к реально наблюдаемым фактам. Феномен вероятностного прогнозирования позволяет понять, почему эмоции возникают не только в процессе осуществления действий (теория Анохина), но и до начала каких-либо действий, как это имеет место в подавляющем большинстве случаев. Во-вторых, прогнозирование вероятности достижения цели (удовлетворения потребности) объясняет механизм возникновения положительных эмоций.

Трактовка этого механизма в трудах П. К. Анохина весьма противоречива. В большинстве его работ о положительных эмоциях говорится как о следствии совпадения акцептора действия (афферентной модели результата) с афферентацией, сигнализирующей о достижении этого результата. Однако можно встретить и следующее рассуждение: «…в процессе эволюции фактор рассогласования между поставленной целью и полученным результатом был связан с возникновением отрицательной эмоции там, где рассогласование создавалось на основе неполучения жизненно важных факторов. Наоборот, если отсутствует обратная афферентация, сигнализирующая о биологически отрицательном действии, то рассогласование ведет к положительным эмоциям» [Анохин, 1966, с. 29]. Последний случай противоречит всему сказанному ранее. Действие субъекта не может быть «биологически отрицательным», поскольку оно направлено на достижение «полезного результата». Если же автор подразумевает действие внешнего вредоносного фактора (например, боли), то тогда афферентация, сигнализирующая о внешней вредности, не будет «обратной». Совершенно очевидно, что отсутствие прогнозирования вероятности достижения цели в концепции акцептора действия исключает возможность положительного рассогласования в смысле прироста вероятности по сравнению с ранее имевшимся прогнозом.

Случаен ли этот пробел в теории функциональной системы и в органически связанной с ней биологической теории эмоций? Мы думаем, что неслучаен. Теория замкнутой «кольцевой» функциональной системы представляет разновидность гомеостатического подхода к поведению, для которого выживание, самосохранение, «уравновешивание с внешней средой», редукция драйва — есть не только главный, но и единственный фактор, организующий поведение. Для подобной схемы положительные эмоции в сущности не нужны, система может работать на одном лишь «наказании» (отрицательные эмоции), где устранение наказания (удовлетворение потребности) является наградой. Все попытки как-то ввести положительные эмоции в схему функциональной системы в качестве дополнительного, вспомогательного фактора, способствующего достижению полезного результата, логически не оправданы.

П. К. Анохин и его последователи прошли мимо того факта, что наличие положительных эмоций побуждает живые системы активно нарушать достигнутое уравновешивание с окружающей средой. Может быть, это случилось потому, что П. К. Анохин не рассматривал все многообразие потребностей человека и высших животных, включая такие их разновидности, как исследовательская потребность (у человека — потребность познания), потребность овладения новыми территориями, новыми сферами действительности в смысле идей В. И. Вернадского, потребность повышения своего ранга в групповой иерархии и т. д. Ведь не случайно даже название теории — «биологическая теория эмоций»— заранее ограничивает область ее приложения к чисто биологическим (голод, жажда, секс) мотивациям.

Ответ на вопрос об отношении нашей теории к теории П. К. Анохина можно сформулировать очень четко: информационная теория эмоций представляет обобщение более широкого масштаба, куда биологическая теория Анохина входит в качестве частного случая.