Команда Смайли - Джон Ле Карре

– Джордж, на данный момент дело обстоит так, что мне ничего не мешает пойти к Мудрецам и сказать: «Я провел дознание, и руки у Цирка чисты». Я могу сказать это. «Цирк не поощрял этих людей, как не поощрял и их лидера. Вот уже целый год Цирк не платил ему и не помогал!» Вполне честно. Его квартира, его машина не принадлежат Цирку, арендную плату за него мы не платили, отпрысков его не обучали, любовнице цветов не посылали и не поддерживали никаких старых – и прискорбных – связей с ним или ему подобными. Все связи с нами остались в прошлом. Его кураторы окончательно ушли со сцены – вы и Эстерхейзи, оба люди пожилые, оба списаны. Я вправе все это выложить положив руку на сердце. Мудрецам, а если необходимо, то и своему министру лично.

– Я что-то вас не понимаю, – перебил его Смайли, намеренно разыгрывая тупость. – Владимир числился нашим агентом. Пытался нам что-то сообщить.

– Нашим бывшим агентом, Джордж. Откуда мы знаем, что он пытался нам что-то сообщить? Мы же не давали ему никакого поручения. Он сказал, что дело срочное – даже упомянул про советскую разведку, но так делают многие бывшие, когда протягивают шапку за вспомоществованием!

– Только не Владимир, – отрезал Смайли.

Софистика, однако, была родной стихией Лейкона. Он в ней родился, он ею дышал, он мог летать, плавать в ней – никто в Уайтхолле сравниться в этом с ним не мог.

– Джордж, разве можем мы нести ответственность за всех бывших агентов, которым взбредет в голову неразумная мысль отправиться ночью гулять по одному из опаснейших пустырей в Лондоне! – Он молитвенно протянул к Смайли рука – Джордж! Как быть? Выбор за вами! За вами! Во-первых, Владимир просил о встрече с вами. Двое бывших коллег – потолковать о былом, почему бы и нет? И получить немножко деньжат – все когда-нибудь способны на такое, – он сделал вид, что у него для вас что-то есть. Какие-то крохи информации. Почему бы и нет? Все так поступают. В таком случае мой министр поддержит нас. Никакого шума, головы не полетят, и никакой истерики со стороны кабинета министров. Министр поможет нам схоронить дело. Естественно, прикрывать нас он не станет. Но придет к разумному выводу. Если я застану его в благоприятном расположении духа, он, возможно, и вовсе не потревожит Мудрецов.

– Аминь, – откликнулся Стрикленд.

– А с другой стороны, – продолжал гнуть свое Лейкон, пустив в ход всю силу убеждения, чтобы добить зверя, – если ситуация выйдет из-под контроля, Джордж, и министр вобьет себе в голову, что мы используем его доброе к нам отношение, чтобы замести следы неудавшейся и не разрешенной правилами авантюры, – он снова зашагал по комнате, обходя воображаемую трясину, – и начнется скандал, Джордж, и докопаются, что Цирк к этому причастен, – ваша служба, Джордж, которой вы отдали столько лет и которую, я уверен, вы до сих пор любите, – скандал, связанный с известной группой эмигрантов-реваншистов, людей несерьезных, болтливых, рьяных противников разрядки, зацикленных на анахронических идейках, настоящей отрыжки «холодной войны», иными словами, олицетворением всего того, чего наши владыки велели нам избегать, – он снова добрался до своего угла за пределами круга света, – и ведь была смерть, Джордж... и попытка спрятать концы в воду, как они это назовут... и сопутствующий шум в прессе – словом, такого скандала нам уже не пережить.

Наша служба – все еще слабенькая малютка, Джордж, хилое дитя, находящееся в руках новых, до невероятности чувствительных людей. На данной стадии своего нового рождения дитя это может умереть от простой простуды. И если такое произойдет, вина падет и на ваше поколение. У вас, как и у всех нас, есть же чувство долга. Лояльность.

«Долга по отношению к чему? – недоуменно подумал Смайли. Он подсознательно как бы ощущал себя зрителем – кроме всего прочего, и смотрел на себя всегда со стороны. – Лояльности по отношению к кому?»

«Лояльность не существует без измены», – любила говаривать ему в молодости Энн, когда он пытался возмущаться ее изменами.

Некоторое время царило молчание.

– А оружие? – наконец спросил Смайли тоном человека, проверяющего какую-то теорию. – Как вы это объясните, Оливер?

– Какое оружие? Никакого оружия. Его застрелили. Скорей всего, свои же дружки, которые в курсе всех их затей. Не станем упоминать его аппетита на чужих жен.

– Да, его застрелили, – согласился Смайли. – В упор. В лицо с очень близкого расстояния. Пуля со смещенным центром тяжести. И наспех обыскали. Взяли бумажник. Таков диагноз полиции. Но наш диагноз будет другим, не так ли, Лодер?

– Никоим образом. – Стрикленд бросил на Смайли сердитый взгляд сквозь клубы сигаретного дыма.

– Ну, а мой будет.

– Тогда выкладывайте, Джордж, – великодушно предложил Лейкон.

– Оружие, с помощью которого застрелен Владимир, обычно применяется Московским Центром для убийства, – пояснил Смайли. – Зачастую оно вмонтировано в фотоаппарат, в чемоданчик или во что-то еще. Пулей со смещенным центром тяжести стреляют в упор. Чтобы замести следы, наказать человека, чтобы другим неповадно было. Если память мне не изменяет, такую даже выставляли в Саррате, в музее рядом с баром.

– Она там по-прежнему красуется. Жуть, – подтвердил Мостин.

Стрикленд одарил Мостина премерзким взглядом.

– Но, Джордж! – воскликнул Лейкон.

Смайли выжидающе молчал, зная, что в таком состоянии Лейкон может под присягой отрицать даже существование Биг-Бена.

– Эти люди... эти эмигранты, к которым принадлежал и бедняга... разве они не выходцы из России? Разве добрая половина их не находилась в контакте с Московским Центром – о некоторых мы знали, а о других нет. Подобное орудие – я, конечно, не утверждаю, что вы тут правы, – подобное орудие в их мире, вполне возможно, столь же распространено, как сыр!

«С глупостью даже сами боги не в состоянии бороться, – подумал Смайли, – но Шиллер забыл про бюрократов».

– Лодер, – Лейкон обратился к Стрикленду, – у нас все еще не решен вопрос, какое заявление делать прессе. – И затем чуть ли не приказал: – Может, вы снова перед ними выступите, посмотрите, как далеко зашло дело.

Стрикленд, снявший ботинки, покорно прошлепал в носках по комнате и набрал номер.

– Мостин, не отнести ли вам все это на кухню? Ни к чему оставлять лишние следы, верно?

Мостин вышел, и Смайли неожиданно остался вдвоем с Лейконом.

– Так да или нет, Джордж, – вопросительно смотрел на него Лейкон. – Надо привести все в ажур. Дать объяснения лавочникам или кому еще там следует. Почтальону. Молочнику. Друзьям. Всем, кто такого рода людей окружает. Никто не знает этого лучше вас. Никто. Полиция обещала сообщить вам для начала основные данные. Они не станут тянуть, но, конечно, будут придерживаться определенного порядка и следовать рутине. – Лейкон нервно подскочил к креслу Смайли и неуклюже уселся на ручку. – Джордж, вы считались их викарием. Прекрасно, вот я и прошу вас поехать и отслужить панихиду по нему. Он ведь хотел видеть вас, Джордж. Не нас, а вас.