Созвездие Овна, или Смерть в сто карат - Диана Кирсанова

– Как вы узнали, что я – Близнец? – поразился он. – Интуиция?

– Не только, – она снова улыбнулась, и опять это была какая-то новая улыбка! – Я просто некоторое время понаблюдала за вами обоими. Вы смотритесь восхитительной парой, хотя на первый взгляд и может показаться, что вы часто спорите и пикируетесь. Но на самом деле споры эти происходят только по одной причине – оба вы неутомимы, активны, склонны к познанию. Такой тандем у Овна складывается только с Близнецами. Ну и еще. Знакомя нас, Юля сказала, что вы – ее добровольный помощник, причем очень инициативный. А Близнецы испокон веков предпочитают вести деятельность, связанную с беспрерывной сменой впечатлений… Итак, – сказала Ада, немного помолчав и поднимаясь, чтобы покинуть мой дом, – на сегодня, я думаю, хватит. Если никто из вас не возражает, то давайте встретимся завтра в это же время.

– Погодите, а как же версия об отправке тела в Германию, Хагенсу этому? – вспомнила я.

– Эта версия пока отменяется. Вы же сами убедились, какой шум поднялся вокруг истории с пропажей бабулиного тела. Стоит ли этот скандал выделки? Я лично, если бы возглавляла банду похитителей трупов, – на этих словах Ада мечтательно прищурилась, – ни за что не пошла бы на такой риск ради одного-единственного, к тому же немолодого тела. Нет, преступникам нужна была именно Руфина – иначе зачем же они звонили в больницу? Интересовались ее здоровьем?

– Я тоже считаю, что Хагенс из-за одного тела светиться не стал бы. Его интересуют оптовые поставки, – согласился Антон.

* * *

Сказать, что на другое утро после первого совещания Антон был настроен по-боевому, – значит не сказать ничего. Подозреваю, что он ужасно стыдился передо мной вчерашнего конфуза с его невольным заточением в помещении морга и стремился во что бы то ни стало реабилитироваться любым способом. Это намерение вылилось у него в бешеную активность, которая срикошетила по мне особенно больно: меня, привыкшую вставать как можно позже, а ложиться под утро, подняли сегодня практически глубокой ночью – в семь утра.

Если в один суровый день я настолько провинюсь перед обществом, что оно захочет придумать для меня какое-нибудь особое, невыносимое наказание – то моим палачам не понадобится ни испанского сапожка, ни дыбы, ни тисков, в которых грешнице зажимают ее белоснежные пальчики. Для того чтобы обречь Юлию Воробейчикову на вечную пытку, достаточно только принять закон, согласно которому меня ежедневно надо будить в семь утра! Каждый день – в семь утра! Ежедневно – в семь!

Страшнее этой необходимости для меня нет ничего на свете.

По натуре я «сова», и довольно свободный рабочий график (а я работаю, напомню, ведущей криминальной рубрики в молодежной газете «С тобой») позволяет, слава те господи, не вставать с петухами.

Но сегодня…

Почти ничего не соображая, с трудом раздирая слипшийся в мозговых извилинах туман, я, как сомнамбула, натыкаясь на двери и косяки, искала дорогу в ванную, потом (минуя кухню!) обратно в свою комнату; Антон, отказавшись разуться и пройти, живым укором стоял на пороге нашей квартиры и отбивал безвозвратно убегавшее время носком кроссовки.

– А-аа-ззззз-ааа, – я хотела спросить «а зачем так рано?», но выдавился только сладкий зевок.

– А затем, что Надежду Чернобай надо застать дома. Вдруг она уже на другую работу устроилась?

– Пхх-х…

Потерявший терпение приятель дернул меня за руку и поволок вниз по лестнице – я почти не делала усилий в спуске, только заваливалась на бок, к перилам, – и очень неуважительным образом забросил мое тело на заднее сиденье «Фольксвагена». С наслаждением откинувшись на диванный валик, я втянула в салон уже подмоченные невысохшими лужами ноги, хлопнула дверцами и завалилась дрыхнуть; а что, мелькнула ускользающая мысль, если упереть конечности в потолок, то можно отлично выспаться…

Серое утро медленно светлело. Дом санитарки Чернобай (вернее, полдома, ибо наша подследственная являлась хозяйкой только одной его половины) оказался стоящим на самой окраине, там, где городская черта сливается с холмами и редколесьем. Крепкое деревянное строение затесалось в череде частных домов, которую еще не подъели ширящиеся новостройки; но стандартные многоэтажки на этих туземцев уже поглядывали с аппетитом, и совсем скоро, как можно было прочитать в главной газете нашей мэрии, цивилизация раскатает непрезентабельные домишки по бревнышку.

Пока же не подозревавший о своей скорой печальной участи сруб весьма дружелюбно выставил нам навстречу челюсть маленького, с резной деревянной крышей крыльца. Мы загрохотали по настилу ступенек и не слишком деликатно забарабанили в дощатую дверь.

– Эт-та что еще за визитеры? – послышалось сбоку.

Вопрос задала тетка в перевязанной на груди крест-накрест клетчатой шали и большой старой куртке. С ведром, откуда торчали плети пожухлой ботвы, она стояла в центре разбитого рядом с домом небольшого огорода и смотрела на нас из-под козырька приставленной к глазам ладони.

– Здравствуйте! Нам бы Надежду Чернобай увидеть.

– Я это. А вы кто?

– А мы… мы из газеты, – Антошка пребольно толкнул меня в спину. – Пришли к вам интервью взять, тема, к сожалению, невеселая, но…

Приятель запнулся, удивленный неожиданной резвостью тетки. Услышав слово «интервью», она подпрыгнула чуть ли не на полметра, выронила ведро и, собрав в горсть подол длинной юбки, из-под которой выглядывали здоровенные резиновые ботфорты, зашлепала к крыльцу. По ее тощим ногам захлопали голенища сапог.

– Интервью? У меня? Из Газеты? – слово «газета» она произнесла как бы с большой буквы. – И фотать будете?

– Да, – к моему удивлению, подтвердил Антошка.

– И напечатаете? А когда?

– Ну… это зависит от того, насколько интересную информацию вы нам предоставите…

Надежда уже стояла возле нас как-то очень близко и заглядывала Антошке в лицо быстрыми живыми глазками.

– Я вам эту… как ее? Информацию предоставлю очень интересную, – торжественно поклялась она и, сдвинув с головы шаль, быстро загрохотала дверной щеколдой. – Проходите в комнату, я сейчас! – крикнула Надежда, скрываясь впереди нас в темноте дома. Мы сделали первые осторожные шаги (очень неловкие, если судить по стуку и звону, сопровождавшим каждое наше движение, – невидимая утварь сыпалась на нас со всех сторон) и остановились в нерешительности.

– А свет можно включить? – крикнул Антошка в темень.

– Сейчас…

Под белым потолком вспыхнула лампочка. Стало видно, что надо взять слегка вправо и по связанному из лоскутных лент половику пройти в, как видно, парадную комнату – вход в нее был обозначен кокетливыми рюшами вышитых занавесок.

– Проходите, я сейчас!

Мы несмело потопали по дорожке и расположились в комнатке, обстановкой своей напоминавшей спаленку девицы на выданье: в центре сдвинутого к окну стола лежали пяльцы с натянутым рисунком для вышивания, тумбочка служила плацдармом для батальона баночек и флаконов различного рода косметики, а на этажерке высилась стопка глянцевых женских журналов. Один из них, раскрытый на странице с заголовком «Что будет модно в этом сезоне», лежал на подлокотнике старенького кресла. Все та же цветная дорожка вела в соседнюю комнату, наверное, спальню – судя по доносившимся до нас звукам, хозяйка находилась уже там и готовилась к выходу в свет, роясь в шкафу и все время что-то роняя.