Созвездие Овна, или Смерть в сто карат - Диана Кирсанова

Парень не торопился делать выбор; ему нравилось пребывать в роли султана, развлекающегося танцами одалисок. Николай скоро устроился шоферить в соседний леспромхоз, что дало ему возможность катать влюбленных дурочек по округе на большом лесовозе. График этих прогулок составлялся по принципу строгой очередности: день, когда одна счастливица протягивала тети-Шуриному племяннику руку и запрыгивала в шоферскую кабину, вторая горемыка проводила в слезах, в сотый раз поливая ими вынутую из потайного места Николашину фотографию. Расчетливый кавалер подарил бывшим подружкам по совершенно одинаковой карточке с одной и той же трогательной подписью на обороте:

Пусть нежный взор твоих очей

Коснется копии моей.

И может быть, в твоем уме

Возникнет память обо мне…

Но были и другие сложности. Хранить единственное девичье сокровище, на которое настойчиво посягал Николаша, во время этих поездок становилось все труднее, и Наденька уже придумывала, как бы изловчиться и намекнуть возлюбленному на самый простой, по ее мнению, путь для достижения им этой цели; нехитрая мамина мудрость «Поженимся – тогда хучь ложкой!» казалась справедливой, но для столь романтического чувства несколько грубовато сформулированной. Но, раздумывая на этот счет, Наденька с решающим объяснением все же затянула, потому что, пока она мучительно подбирала и репетировала перед зеркалом те самые нужные слова, Верочка действовала. И в один прекрасный день из поездки на лесовозе она вернулась уже не одалиской, а повелительницей…

– Она специально это сделала, специально! – говорила нам Надежда, круговыми движениями закручивая на затылке волосяной пучок. Возникало полное ощущение, что она заводит себя, как заводят механические часы. – Потому что после этого он стал ее рабом – и не из любви, а из трусости! Он боялся, что сядет за «малолетку», если Верка распустит язык – и она этим пользовалась!

Восьмой класс подружки заканчивали, едва ли перекинувшись за год двумя десятками слов. Глядя, как по вечерам Николаша вытаптывает полянку возле той половины дома, где жила Верочка (теперь у парня всегда было виноватое выражение лица, а бравада, которая так впечатляла Надюшу, сменилась потерянностью), девушка напрасно клялась себе поскорее забыть предателя. Парень встречался с ней глазами, тут же отводил взгляд, стараясь и дальше не смотреть вслед худенькой девушке с переброшенными на спину тонкими косичками, когда она шла мимо него, заложив руки с сумкой за спину и не отвечая на робкое приветствие, а портфель гулко хлопал по ее тонким ногам.

Так прошло два года, и на другой день после окончания школы Николаша и Верочка поженились. Надюша мужественно пришла на свадьбу, высидела на жесткой доске, из-за недостатка мебели заменявшей скамью, положенный вежливый срок и тихо выбралась из шумной комнаты – правда, ничуть не облегчив этим свое положение, потому что слушать на своей половине дома фальшиво-неожиданное «Горько!» и пьяный смех гостей было невыносимо.

Бывшие одноклассники торопились разъехаться поступать в институты – Надюше было все равно, и она никуда не поехала. А на следующий год она потеряла обоих родителей. Потеряла страшно: поздней осенью отец с матерью ушли в тайгу шишковать (потребкооперация щедро платила за лущеный кедровый орех), ушли – и больше не вернулись. Никогда.

Поиски не дали никаких результатов, поселок долго судачил что-то о медведях, о дождях, сделавших местные болота непроходимыми даже для опытных людей – Надюша почти не слышала их, ослепленная своим горем. А позже, когда пришлось задуматься о том, как жить дальше, плакавшая вместе с ней тетя Шура устроила Надю санитаркой туда же, где работала сама: в морг. Другое место для девочки без образования подобрать было трудно – а впрочем, Надюше было безразлично, и знакомые, возражавшие против такого трудоустройства, скоро от нее отступились.

Так прошло около двух лет. Надюша по очереди с тетей Шурой дежурила в морге и еще успевала подрабатывать уборщицей в своей бывшей школе, а Верочка, которая все так же не здоровалась с ней, уже гордо носила мимо окон бывшей подружки огромный живот…

Как вдруг однажды ночью сонную тишину улицы прорезал визг сирены «Скорой помощи». Недавнюю Надюшину подружку увезли в больницу, где она, промучившись в огненных кольцах боли больше суток, родила мальчишку. А еще через сутки ребенок умер. «Внутриутробная инфекция» – значилось в истории болезни, занимавшей всего лишь половинку больничного бланка…

Последовавшую после этого известия ночь рыдающий Николай провел в Надюшиных объятиях. Как это случилось и почему Верочкин муж прибежал искать утешения именно к соседке, никто из них так и не осознал. Через месяц молчаливая, осунувшаяся и почерневшая Верочка вернулась домой, Николаша сумел окружить ее неловкой заботой, и все, казалось бы, должно было пойти по-прежнему. Все, да не все; как скоро стало известно Наде от вездесущей и болтливой тети Шуры, при выписке Верочки из больницы врачи чуть не убили ее вторично, вынеся страшный вердикт: у Веры больше никогда не будет детей.

Услышав такое от тети Шуры, потрясенная Наденька вышла из ее дома, мало что видя перед собой. Мимо ворот, рассекая летнюю пыль, проехал груженный продуктами грузовичок; после него на дороге остался тошнотворный бензиновый запах – он был настолько мерзок, что у Надюши закружилась голова. Она с трудом дошла до дома и повалилась на кровать; ночь девушка провела между сном и явью, смутно ощущая, что с ней творится что-то непонятное. А наутро, когда ее, резко вставшую с кровати, вдруг затошнило так, что она еле успела добежать до ведра, Надя чуть не потеряла сознание от внезапно пришедшей догадки.

На следующий день районный врач подтвердил ее предположение и с торжественным видом (ему было недосуг вникать в щекотливость ситуации) посоветовал месяцев через семь ждать прибавления семейства. «Вот и будет у меня семейство: я и ребенок», – думала Надюша, шагая в тот же день на работу. И впервые совсем ничего не подумала про Николашу.

А вечером обнаружила его сидящим на своем крыльце. Верочка, ставшая после больницы очень нервной, устроила мужу очередной скандал без повода, и измотанный этими приступами жениных истерик Николаша каким-то образом проговорился ей о ночи, проведенной им у Надюши. Верочка выгнала его из дома, швырнув вслед желтый фанерный чемоданчик, с которым парень когда-то пришел из армии.

И они зажили одной семьей – Николай, окрыленный известием о своем новом отцовстве, обосновался у Наденьки окончательно. О Верочке каждый из них старался не вспоминать. Но эта невольная жестокость не принесла им счастья: Наденька не доносила своего ребенка до положенного срока, родив на восьмом месяце мертвую девочку. И тот же самый врач, обследовавший Верочку, сообщил Надюше весть, мало отличавшуюся от недавней:

– У вас с мужем разные резус-факторы: у вас отрицательный, у мужа положительный. Это самое неудачное сочетание. Медицина здесь бессильна. Простите нас… И постарайтесь не слишком расстраиваться: при таком раскладе очень велика вероятность развития патологии плода, а всю жизнь мучиться с больным ребенком – это не дай бог…

– Но у меня… у нас… могут быть… еще дети?