Принцесса Востока - Оливия Уэдсли

– Мне так нравится ваша пустыня.

Он помолчал минуту, тоже рассмеялся и сказал:

– Вы еще увидите ее. Мы вернемся сюда и выедем в пустыню далеко-далеко.

Внезапно нагнувшись к ней, он спросил:

– Вы рады, что приехали сюда?

Она смутилась еще больше и ответила коротко:

– Уже поздно. Я очень устала и думаю, что пора вернуться домой.

– Как вам угодно, – ответил Гамид.

Они молча сели в автомобиль и в полном молчании вернулись в город.

У подъезда отеля Гамид произнес:

– До свидания!

– Спокойной ночи, – ответила Каро.

Она остановилась на мгновение, но Гамид низко поклонился ей и уехал, даже не повернув головы. Каро подумала, что он был слишком чувствителен и самолюбив.

Вернувшись в свою комнату, она нашла там бледно-розовые орхидеи. Сариа уже отправилась спать. Каро остановилась около высокой вазы. Гамид знал о ее приезде и не обмолвился об этом ни словом. Он показался ей странным, непостоянным в своих настроениях, романтичным, и она вспомнила пустыню, залитую лунным светом, и страстное обожание Гамида, таящееся в его взгляде, его словах.

Каро подошла к окну. Слабые, неясные звуки, таинственные шорохи ночи доносились до ее слуха. Она находилась в Египте, в шумном Каире. За городом расстилалась пустыня, таинственная и безбрежная. Каро была рада новым впечатлениям, неизведанным приключениям, которые ожидали ее здесь…

На следующее утро пришла телеграмма от Джона, извещавшая о его прибытии в Александрию. Через несколько часов он прибыл в Каир.

Приехал он недовольный и утомленный, со скучающим видом разглядывая необычную обстановку с ее яркими красками, шумной уличной жизнью, темными лицами арабов под пестрыми тюрбанами. Джон медленно вышел из автомобиля и поднялся по лестнице навстречу Каро, нервно и рассеянно поздоровавшись с ней:

– Ну, моя дорогая, как поживаешь?

Он стоял перед ней, сняв шляпу, улыбаясь своей обычной мягкой улыбкой.

Какое-то неясное внутреннее чувство подсказало Каро, что он уже не был прежним и что-то изменилось в нем.

– Мы будем завтракать в твоей гостиной, если ты ничего не имеешь против, – предложил Джон. – Я только приму ванну и переоденусь. Я приехал с моим начальником.

Он посмотрел на нее с гордостью:

– Я теперь занимаю дипломатический пост в посольстве.

– Я очень рада, если ты этим доволен, – сказала Каро неуверенно.

– Очень доволен. Это помогло мне вначале забыть многое, а потом мне понравилось мое занятие. Я давно должен был заняться чем-нибудь, и лучше начать поздно, чем никогда.

И лицо его осветилось очаровательной улыбкой.

После завтрака Джон отправился в посольство, и когда он уходил, Каро, провожавшая взглядом такую знакомую стройную фигуру, испытала какую-то глухую, неясную печаль. Она побежала в свою комнату со слезами на глазах.

Сариа накрывала на стол. Она взяла несколько орхидей и в хрустальной вазе поставила их перед прибором Каро. За обедом Джон говорил о своей работе. Сариа прислуживала за столом.

Когда Каро осталась наедине с Джоном, он встал и начал ходить по комнате. Он остановился около Каро и зажег ей папиросу. Когда он поднес ей спичку, она увидела, что его рука слегка дрожала. Когда он подошел к окну, спрятав руки в карманы своего пиджака, она обратила внимание, что Джон выглядел очень юным, красивым, привлекательным, и Каро показалось, что он был чем-то опечален. Она сама испытывала смущение и сердилась на себя за это.

Молчание было наконец прервано Джоном:

– Ты знаешь, Каро, что мой дядя Ричард недолго проживет, он очень болен и сознает, что он при смерти. Поэтому я решил, что нам с тобой нужно прийти к какому-нибудь соглашению, Каро…

– Да.

Их взоры встретились, оба слегка покраснели.

– Каро, слушай. Разве ты, разве ты не… Я думаю… О, черт возьми! Разве ты не думала о том, что пора решиться на что-нибудь, пойти на примирение?

Они снова посмотрели друг на друга, и при первом взгляде Каро поняла правду.

Джон был смущен.

Она уже видела такое выражение в его глазах год назад. Что-то произошло, что было причиной странного поведения Джона. Она не отдавала себе ясного отчета в своих чувствах, но была близка к слезам. Любовь Джона принадлежала другой, и новое чувство было причиной такой перемены в нем.

Она сказала тихо и очень решительно:

– Нет!

Джон глубоко вздохнул и откровенно сознался:

– Я должен был предложить это, но я рад за нас обоих, услышав твой отказ. Конечно, я предвидел твой ответ. Когда ты ушла от меня, я старался забыть все. Я ненавидел тебя за те страдания, которые ты мне причинила. Наш брак, Каро, вначале был счастливым. Я…

Он умолк, затем продолжал, не глядя на нее:

– Я никогда не смогу так сильно любить, как я любил тебя тогда. Наша жизнь вначале была таким чистым и светлым счастьем. Но мы не сумели сберечь его, и оно прошло безвозвратно. Я оскорбил тебя, ты охладела ко мне, и мы стали чужими друг другу. Я…

Его светлые глаза встретились с ее глазами.

Каро улыбнулась:

– Джон, милый, кто она?

– Конечно, я знал, что ты догадаешься, – пробормотал он. – Это моя кузина, Виктория Чандос.

Нежный румянец исчез с лица Каро и снова появился на нем. Снова чувство горького разочарования наполнило ее душу. Маленькая Виктория Чандос. Ей всего восемнадцать лет. Она была такой милой и юной. Как будут рады родственники Джона, так критически относившиеся к его первому браку. Ведь после развода с Каро Джон женится на маленькой Виктории Чандос, и вся трагедия кончится к всеобщему благополучию.

Голос Джона прервал ее размышления:

– Я понимаю твои чувства, Каро. Но я… Каро, когда начнется дело о нашем разводе? Лучше по возможности скорее, не правда ли? Предоставь мне уладить все. Я извещу наших адвокатов и соглашусь со всеми их предложениями.

Он беспокойно зашагал по комнате, затем подошел к ней.

– Денежный вопрос… – начал он заглушенным голосом, – конечно, я улажу все. После смерти дяди Ричарда я буду очень богат, и наши адвокаты позаботятся о том, чтобы ты…

Каро тихо рассмеялась.

– Я знаю, что тебя не интересует этот вопрос, но надо поговорить обо всем, – поспешно добавил Джон, снова зашагав по комнате.

– Ты очень великодушен ко мне, – заметила Каро.

Он испытывал желание оставить ее, уйти из этой большой комнаты.

Он был ужасно смущен. Но все худшее было уже позади. Он сказал все необходимое.