Дела семейные - Роман Романович

и у моих глаз, когда я входил в раж. Слишком похоже для тех, кто не является матерью и сыном.

— Ты угрожаешь моей дочери?! — прошипела Мария.

— А ты моим ученикам и моему дому, — парировал Такен. — Так что, смахнется? — с какой-то лихой злорадностью спросил он.

И я понял, что да. Дернутся — и быть побоищу. А раз так, надо не тупить, а прикидывать расклады. Сомневаюсь, что так легко смогу хотя бы навредить этим легендарщикам, но отвлечь и неприятно удивить — пожалуй, да.

— Дядя Такен, дядя Такен! — внезапно девчонка, которая до этого в стороне стояла, напрыгнула на мать сзади, обнимая и выглядывая из-за её плеча. — Не сердитесь на маму. Она просто включила режим злой тёти! Её нужно вкусно покормить, и тогда она успокоится!

Эта девчонка что, умственно отсталая?! Что за бред несет?!

Но, как ни странно, это помогло. Первым убрал меч Люций.

— Извини, Такен. Ты знаешь мою жену и знаешь меня.

— Слишком хорошо, — ответил тот.

— Да уж, — виновато улыбнулся Люций, и я понял, что означали слова Мастера про его невзрачность.

Мужчина носил очки и был каким-то — никаким. Не за что глазу зацепиться.

— Мария, успокойся, — сказал он.

И тут меня накрыло новое понимание. Внешность невзрачная, а внутренней силы на десятерых хватит. Мария — послушалась. Хотя казалось, эту стихию ничто остановить не сможет. Фыркнула, но отошла в сторону.

— У нас два варианта. — сказал Такен. — Либо рассказываете, как есть, либо покидаете мой дом и с Источником разбираетесь сами.

— Это и тебе выгодно, — сказал Люций.

— Я готов заплатить такую цену.

— Что ж… — вздохнул мужчина. — История не самая красивая, — предупредил Люций.

— Как-нибудь переживем.

— Будем разговаривать прямо здесь?

— Да.

Такен не хочет давать им опомниться и кует железо, пока горячо? Мне только и оставалось, что держать морду кирпичом и делать вид, что так и должно быть.

— Как скажешь… — вздохнул Люций и посмотрел на меня. — Мы не твои родители. Если честно, я и не помню их.

— Но ты их знал? — выделил главное Такен.

— Да… — мужчина помедлил и нехотя признался: — Мы купили ребенка.

— Купили? — вырвалось у меня.

— Да. Купили, — повторил он. — Не так уж дорого. В те времена в пригородах царил голод, дела обстояли куда хуже, чем сейчас. Мало городов, налаженных цепочек…

— Зачем вы купили ребенка? — перебил Такен.

— Для экспериментов, — Люций отвернулся и посмотрел куда-то в небо. — Ты знаешь, чем мы занимались.

— Про эксперименты над детьми слышу впервые, — холодновато сказал Такен, и это от Люция не укрылось.

Мария участвовать в разговоре не стала и увела дочь в сторону. Не хочет, чтобы та слышала откровения?

Я и сам не уверен, что хотел их слышать. Мой мир рушился, переворачивался, и не уверен, что когда-то соберется заново.

— Тогда мы изучали возможность передачи сил уже освоенных камней. Работа с геномом, внутренней энергетикой. Отсюда ты и заполучил характерные наши признаки, — посмотрел он на меня. — Мои волосы и глаза Марии. Удивлен, что выжил…

— Удивлен? — и снова Такен понимал в разговоре куда больше, чем я. — Сколько было детей? Увенчалась ли хоть какая-то история успехом?

— Нет. Точнее, теперь вижу, что да, но тогда мы думали, что нет, — Люций посмотрел на меня задумчиво. — Шестьдесят три объекта. У тебя порядковый номер — Л-13.

Лицо я не удержал. Дернулся. Л-13. А тётя называла меня Эл.

— Нам не удалось добиться устойчивых изменений. Хаотичные мутации, приводящие к уродству, нарушению жизненно важных функции. Как итог — смерть.

— Как тогда выжил Спар?

— Алисия. Она нам помогала, снабжала всем необходимым, но не знала, чем именно мы занимаемся. А когда узнала — сожгла всю лабораторию. После этого они с Марией даже подрались и разругались вусмерть.

— Сожгла с детьми? — уточнил Такен.

— Нет… Не знаю. Мы тогда разочаровались в эксперименте и признали его тупиковым.

Чудовища. Я отчётливо понял, что передо мной стоят чудовища.

Люций говорил это обыденно. Не раскаивался. Не стыдился. Убить шестьдесят два ребенка — ерунда, если это оправдано целесообразностью.

— У Алисие были… другие дети. Они погибли. Думал, от болезней, — припомнил я смутные воспоминания.

Слишком маленьким я тогда был. Как-то всё расплывалось.

— Ты не помнишь, как было в лаборатории? — спросил Такен.

— Нет… ничего… — я честно попытался вспомнить, но, как и многие разы до этого, пустота.

— Это уже к Алисии вопрос, — сказал Люций. — Мы с памятью детей не работали. А ты, Такен, не осуждай. Мы уже видели, чем ты поишь своих учеников. Результатом наших наработок. Которые были получены в ходе и тех экспериментов в том числе.

Я покосился на учителя. Он чем-то поит учеников? Нас тоже поил?

— Это не отменяет того, что вы серьезно перешли черту.

Когда Такен сказал это, Мария куда-то отправила дочь, а сама направилась сюда. Как оказалось, она прекрасно слышала наш разговор.

— Черту? — спросила она с насмешкой. — Не надо этого лицемерия, Такен. Про твои отборочные мы уже слышали. Всякие слухи ходят. Сколько там детей погибло? А сколько подохло от твоей учёбы?

— Я никого не покупал и не принуждал. Ты путаешь решение взрослого человека и маленького ребенка, которого, как скотину, пустили на убой, — холодно ответил Такен.

— Да-а? — протянула Мария. — А в чем отличие? Сколько этим взрослым лет? — кивнула она в сторону нового набора. — Пятнадцать-шестнадцать. Да, очень взрослые люди, отдающие себе отчет в том, на что они подписались, — рассмеялась Мария.

— Мы сами делали свой выбор, — процедил я.

— Конечно, — улыбнулась она мне насквозь фальшивой улыбкой. — Твои родители тоже сами сделали выбор. Получить немного денег, чтобы прокормить остальных. Пожертвовать малым, чтобы спасти большее. Впрочем, я не уверена, что ими двигало благородство. Возможно, они просто хотели напиться в очередной раз, получив легкие деньги.

В глазах у меня потемнело. Я дернулся, но Такен положил руку на плечо, и как-то разом весь запал ушёл. Кажется, меня чем-то придавило.

Мария на это с разочарованием посмотрела. Провоцирует? Тварь.

С той же силой, какой рвался к этой встрече, я возненавидел её.

— Так значит, тебя воспитала Алисия? — подошла она ближе. — А ты, Такен, не утомляй своей дешевой моралью. Сам-то половину прозвищ получил вовсе не из-за добрых поступков. Да и детей убивал, есть и на твоей душе грехи.

— Война и эксперименты — это несколько разное, — ответил он.

Но в этот раз твердости в его словах я не ощутил.

— Да неужели, — фыркнула Мария. — А итог один. Страдали дети. Справедливости ради скажу, что мы никого не похищали. Не отбирали силой. Платили хорошие деньги, давали их семьям поправить свои дела.