Во власти соблазна - Патриция Грассо

Четверть часа спустя Александр подошел к своему дому на Сохо-сквер, мурлыча веселую мелодию. Он начал подниматься по ступеням, но замер, увидев сидевшую там девушку.

– Где тебя черти носили? Я жду уже целую вечность!

Длинноногая, белокурая, приятная в разговоре – и маленькая, черноволосая, дерзкая на язык. Сравнение для Рейвен Фламбо было весьма нелестным.

– Мне нужно с тобой поговорить. – Рейвен всмотрелась в самое красивое, по ее мнению, лицо в Лондоне. – Это срочно.

– Ну, входи. – Он повернулся к ней спиной и отпер дверь.

Рейвен несколько часов просидела возле окна, дожидаясь, когда Александр вернется домой. Ей казалось, что она сможет помочь ему раскрыть дело «розовых лепестков». Совместная работа сблизит их, и Александр наконец заметит, что она уже превратилась в женщину, и полюбит ее так же, как она любит его.

Александр зажег свечу, налил себе виски и выпил. Он посмотрел на Рейвен, на едва прикрытое девичье тело и поставил стакан на каминную полку.

Рейвен с трудом сдержала улыбку. Она специально приспустила шаль, чтобы он увидел, какая у нее грудь, что она больше не ребенок. Прозрачная ночная рубашка не оставляла простора воображению, и девушка убедилась, что он не может оторвать взгляд от ее упругой груди и напрягшихся сосков.

Александр схватил ее шерстяную шаль, укутал ей плечи и отошел на несколько шагов назад.

– Говори, что за срочность, девочка.

Девочка! Одно слово, и Рейвен поняла, что разговор сразу начался неправильно, но не теряла решимости добиться своего.

– Я могу помочь тебе с делом «розовых лепестков», – сказала она, но Александр хмыкнул, и Рейвен рассердилась. – Я… ночью у меня было видение.

– Видение?

– Я видела, как некто зашивал то, что не зашивают…

Александр прижал длинный палец к ее губам.

– Спасибо за заботу, девочка, но я не могу прийти к Амадеусу Блэку и сказать, что могу раскрыть дело, так как у моей слегка чокнутой соседки было видение.

– Я не чокнутая! – возмутилась Рейвен. Ее охватили раздражение и досада. – И никогда бы тебя не подвела… Я люблю тебя.

Александр, ошеломленный этим заявлением, уставился на нее долгим взглядом. Что ему теперь делать, чтобы не обидеть Рейвен?

– Ты еще не можешь меня любить… Во всяком случае, так, как женщина любит мужчину. – Он досадливо провел рукой по волосам. – Милая, ведь тебе только шестнадцать лет…

Бац! Пощечина была такой сильной, что голова Александра дернулась.

– Не смей рассказывать мне, что я чувствую, ты, сукин сын… – Стакан из-под виски слетел с каминной полки и разбился на тысячу осколков. Рейвен резко повернулась и вылетела за дверь.

– Любит, не любит…

Высокий джентльмен, одетый в официальный вечерний костюм, стоял на берегу Темзы. Вонь от реки оскорбляла его обоняние и словно пропитывала кожу, но он не обращал внимания на эти неудобства.

Джентльмен смотрел на женщину, такую прелестную в своей смерти – несомненно, она умерла мирно. Он набрал полную горсть розовых лепестков и начал раскладывать их по одному вдоль ее тела.

– Ты идешь?

Джентльмен повернул голову и посмотрел на женщину, сидевшую в карете:

– Погоди.

Он набрал новую горсть розовых лепестков из своей сумки.

– Любит, не любит…

Синее небо, яркое солнце, тепло не по сезону.

Необычная для весны погода и мирное воскресное утро создавали приподнятое настроение и заставляли радоваться жизни. Только две вещи портили совершенство этого дня: вонь отлива и мертвая женщина, покрытая лепестками роз.

Александр Боулд подошел к двум погруженным в беседу мужчинам. Он ожидал увидеть здесь Амадеуса Блэка, а вот появление прокурора Лоуинга оказалось для него неприятным сюрпризом. Барни, помощник констебля, осматривал землю с тщательностью матери, которая ищет вошек в волосах у ребенка.

– Убьют одну балерину, в Лондон тут же приедет вторая, – заметил Лоуинг. – Только женщинам с сомнительной репутацией следует опасаться убийцу «с лепестками роз». Плохо, что население так напугано. Паника нам ни к чему.

Прокурор говорил в точности, как его дед. Александр с презрением посмотрел на него. Просто омерзительно – рассуждать о степени серьезности преступления, исходя из социального статуса жертвы при жизни. Он подошел к трупу, и рот его от изумления приоткрылся.

Мертвая женщина, одетая в красное, была той самой знойной брюнеткой, которую он вчера вечером видел у дома Женевьевы. Правда, теперь она не выглядела знойной.

– Я знаю эту женщину. – Александр вернулся к констеблю. – Я видел ее вчера вечером.

– Готов присягнуть, что вы невиновны в ее смерти. – Прокурор Лоуинг захихикал над собственной шуткой. Никто больше не засмеялся, и он добавил: – Удивляюсь, что ваш дед позволяет вам иметь такие связи.

Александр проигнорировал колкость.

– Пэнси снимает комнату в доме моей приятельницы.

– Снимала, – поправил его прокурор.

– И кто эта приятельница? – спросил Амадеус Блэк.

– Женевьева Стовер, поет в опере.

– Оперные певицы – все равно что танцовщицы из балета, – пробурчал Лоуинг.

Оба не обратили на него внимания.

– Теперь я понимаю, почему так сложно найти свидетелей, – произнес Александр, досадливо проводя рукой по волосам. – Я видел, как жертва села в карету и отправилась навстречу своей смерти, но не могу сказать, кто сидел внутри, и даже карету не узнаю, если снова ее увижу.

Амадеус Блэк положил руку ему на плечо.

– Никто не рассчитывает, что окажется свидетелем преступления. Даже опытные сыщики не могут оставаться настороже сутки напролет.

Подошел Барни и протянул констеблю кольцо:

– Нашел его вон там. Это может ничего не значить, но… – Он пожал плечами.

Кольцо было золотым, тяжелым, в стиле, который подходил и мужчине, и женщине. На нем была выгравирована буква «П» с завитушками.

– Что вы об этом думаете? – спросил прокурор Лоуинг.

Амадеус Блэк посмотрел на Александра:

– Спросите у своей приятельницы, было ли у Пэнси золотое кольцо с буквой «П»?

Он кивнул:

– Женевьева говорила, что предыдущим любовником Пэнси был лорд Паркхерст.

– Парочка, связанная буквой «П», – пробормотал констебль. – Одна оказалась жертвой. Может ли второй быть преступником?

– Я сам допрошу лорда Паркхерста! – заявил прокурор Лоуинг.