Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР, 1941–1945 - Джеральд Рейтлингер

Молотов вручил Шуленбургу пространную сердитую ноту, заканчивающуюся заявлением, что его правительство готово вести переговоры об аннулировании статьи 3 этого соглашения. Поскольку это правило предусматривало совместные консультации и обмен информацией, это было равносильно угрозе разрыва пакта.

В октябре последовало дальнейшее ухудшение отношений. Молотов настаивал на том, что существует секретный военный договор между Германией и Финляндией. Более того, Румыния начала принимать немецкие войска — так называемую учебную миссию, — которая выросла в полевую дивизию. Риббентроп объяснял, что это делается с целью защиты нефтяных промыслов от диверсий британцев, но Молотов заявил Шуленбургу с улыбкой, что у британцев сейчас иные проблемы и они должны быть рады уберечь собственные жизни. Тем временем германская торговая миссия сообщила, что гитлеровская новая программа перевооружения не позволяет удовлетворить советские заказы на вооружения (оборудование и технологии. — Ред.). Русскими овладели столь сильные подозрения в отношении будущего, которое ожидает этот пакт, что теперь они хотели заказывать лишь то германское оборудование, которое может быть поставлено в короткие сроки. Советский Союз полностью поставил запланированный один миллион тонн зернопродуктов, но если бы поставки прекратились, то Германия в 1941 г. оказалась бы без каких-либо национальных резервов зерна. И на этом фоне Риббентроп горячо повторил свою просьбу о приезде советской делегации в Берлин, причем делегации, возглавляемой самим Молотовым. Запрос был отправлен 13 октября, но Сталин не принимал его до 27-го числа.

Трехдневный визит Молотова в Берлин начался 12 ноября. Официальная цель визита — обсуждение договора, по которому Советский Союз становился членом Тройственного союза, включавшего Германию, Италию и Японию. Однако в первый день переговоров Гитлер послал в ОКВ секретную директиву, известную как Weisung Nr. 18 (Директива № 18. — Пер.). В ней объявлялось, что независимо от переговоров с Молотовым все приготовления на Востоке, которые делались на основании устных приказов, должны продолжаться и что план боевых действий будет сообщен, как только получит одобрение Гитлера.

В отличие от пылкого Риббентропа, который хотел сыграть роль Бисмарка, Гитлер ни в коей мере не был заинтересован в предлагаемом договоре. Для него поведение Молотова на конференции и после него должно было стать проверкой силы Советского Союза. Молотов мог отвергнуть вкрадчивые уверения Риббентропа о том, что вторжение в Англию неминуемо и что Британская империя близится к своему полному закату. Он мог и отклонить предложение поделить британское имущество в случае банкротства хозяина, а эту возможность договор дал бы ему — в компании с Италией и Японией. Молотов также мог не поверить заверениям Гитлера о чисто экономических и неполитических интересах Германии в Финляндии и Юго-Восточной Европе, и он мог открыто встать на сторону Англии, которая, реагируя на самую последнюю агрессию Муссолини 28 октября, уже высадила свои войска в Греции. С другой стороны, Молотов мог принять все германские заверения и, сделав это, тем самым раскрыл бы, что Советский Союз созрел для убийства. Если, однако, Молотов сделал бы хоть какой-то намек на англо-американский альянс или гарантии, он бы показал, что Сталин наконец-то делает то, что должен был делать во времена мюнхенского и пражского кризисов (СССР это и делал. Но Англия и Франция предпочли договориться с Гитлером за счет Чехословакии. — Ред.). Это была бы игра очень сильной картой.

На самом же деле Молотов не сделал ни того ни другого. На него наверняка не произвели впечатления насмешки над Англией и Америкой. Гитлер говорил ему, что английские ответные меры смехотворны, как это он мог видеть сам по Берлину, где не заметно следов бомбежки, и все же Молотову пришлось провести последний вечер в бомбоубежище Риббентропа. Перед отъездом он лукаво заметил, что не сожалеет, что пришлось пережить британский воздушный налет, потому что этой бомбежкой он обязан тому, что имел столь исчерпывающий разговор с министром иностранных дел рейха. Сам Гитлер угостил Молотова одной из своих нескончаемых речей, которую пришлось переводить фразу за фразой через переводчика. Молотов ответил комплиментами вперемежку с упреками. Было заявлено то, к чему Гитлер совершенно не привык и что заставило его затаить обиду, хотя для этого было мало причин. Действительно, Молотов дал понять, что не убежден в крушении Британской империи, что не удовлетворен объяснениями Германии в отношении ее роли в Румынии или ее договора с Финляндией. С другой стороны, Молотов не сделал ни малейшего намека на то, что Советский Союз будет поддерживать англосаксонский блок.

И в этом таилось признание слабости Советского Союза. С одной стороны, рождественская пантомима, устроенная армией Муссолини в Греции, меньше всего была способна воздействовать на грубую русскую натуру, и это стало наихудшей рекламой для будущего партнера по договору, который намечался помощником в дележе Британской империи. С другой стороны, Сталин и другие имевшие вес деятели политбюро не могли забыть, что Черчилль поддержал интервенцию британских войск в гражданскую войну, не могли забыть, что государственные деятели Версаля сделали и Германию, и Россию странами-жертвами. Если Германия и Советский Союз ссорятся сейчас, то в глазах Советского Союза это семейная ссора. И Гитлер прочел в вопросах и ответах Молотова как раз то, чего хотел. Он понимал, что русские продолжат выплату Danegeld[2] немцам, замаскированную под несбалансированный торговый договор, в надежде, что Гитлер не станет аннексировать новые страны.

Ответ Сталина на предложение договора был передан Молотовым Шуленбургу 26 ноября. Советский Союз присоединится к тройственному пакту при условии, что немцы выведут своих добровольцев из Финляндии, при условии, что Советскому Союзу будет позволено выступать в качестве державы-гаранта для Болгарии, при условии, что Советскому Союзу будет разрешено арендовать военно-морские базы в Болгарии и Турции, которые позволят ему осуществлять контроль над Босфором и Дарданеллами. Условия были неприемлемыми, и выдвигались они именно с такой целью. И отныне планы подписания договора просто были заморожены.

Спустя девять дней Гитлер принял Браухича, Кейтеля, Гальдера и Йодля в рейхсканцелярии, чтобы объявить им, что он вот-вот отдаст оперативные приказы, которые задержал на время визита Молотова. Гитлер принял решение изменить кодовое название с «Фрица» на «Барбароссу». Если «старый Фриц», Фридрих II Великий, сделал Пруссию великим европейским государством, что же можно было сравнить с деяниями императора Фридриха I Барбароссы, который объединил все немецкие княжества и послал их в бой против старого восточного врага? Гитлер был восприимчив к историческим приметам, и во время наступления на Москву он запретил своим штабным офицерам читать Коленкура (1773–1827; в 1807–1811 гг. французский посол в России. Пытался отсрочить войну, предупреждал Наполеона. В походе 1812 г. неотлучно был при Наполеоне. Автор мемуаров, содержащих ценные и малоизвестные сведения. — Ред.).