Проклятие темных вод - Пенни Хэнкок

* * *

Не могу удержаться от улыбки по поводу последней детали. У Джеза кроссовки «Nike», высокие такие, почти закрывают лодыжки. Снова смотрю на фото: на нем парень моложе. Он и сейчас еще ребенок, просто немного набрал вес, отрастил волосы. Дрожу от радости: сейчас он мой. Но, встав, чувствую, как слабеют колени. И спотыкаюсь. Глупо. Объявление о розыске предполагает, что мальчик попал в беду. А Джез в безопасности — со мной. Он получает все, что хочет, и даже больше. Может, обзвонить всех, рассказать, что юноша пришел ко мне сам и еще немного погостит? Что я забочусь о нем? Да с какой стати? Он доволен. По сути, катается как сыр в масле.

Кидаю газету в ближайшую урну и направляюсь в пекарню, будто одурманенная. Чудится, что люди в очереди поворачиваются и пялятся на меня. Смотрю в пол, расплачиваясь за пирожные и сэндвичи. Кажется, руки дрожат — рассыпаю монеты из кошелька, ползаю под ногами покупателей, собирая их. Никто не помогает, и я злюсь все сильнее.

Спешу назад, когда меня внезапно настигает рокот. Громкие пульсации полицейского вертолета, скрип понтона, лязг кранов — все это сливается в оглушительное крещендо, будто футбольные фанаты вдруг грянули гимн в унисон. К этому феномену реки мне давно пора привыкнуть, но именно сейчас он почти невыносим. Кажется, всё против меня, будто вселенная глумится над слабым человеком. Останавливаюсь и опираюсь на черные перила. Перевожу дыхание.

Наконец дохожу до своей аллеи. Шум стихает. Солнце сделало круг, на дорожке лежит тень. Дрожу, но вряд ли от холода. Торопливо проскальзываю мимо «Анкора». Майкл ушел внутрь, мостовая блестит чистотой. Написал на доске объявлений: «Специальное предложение: во вторник Масленицы — большое блюдо морепродуктов и на десерт оладьи с лимоном и сахаром». Проходя мимо заведения, вижу ранних выпивох у барной стойки и чую душок дезинфекции. Со времен запрета на курение пабы больше не воняют пабами. Теперь оттуда доносятся резкие, обличительные запахи моющих средств. О дни, когда наши грехи скрывались за завесой сигаретного дыма! Прижимаю бумажный пакет с едой к ноющей груди. Эхо от стен вторит моим шагам. С трудом ловлю ртом воздух, почти задыхаюсь и едва удерживаюсь, чтобы не побежать. Но куда? Зачем?

Хелен! Можно позвонить, объяснить. Но я не говорила с ней уже столько лет. Она, конечно же, спросит, почему мы так долго не общались. И найдет ситуацию странной.

В голову лезут и другие мысли. Сегодня понедельник. Они считают, что Джез пропал в пятницу. Три ночи. Я не могу сказать, что все это время он был со мной. Никто не поймет. Это не соответствует их идеям о том, на чем держится мироздание. Сейчас это так, но при желании историю можно переделать. Вот только журналисты, которые так быстро пронюхали обо всем, перевернут ситуацию с ног на голову, и она станет совершенно непристойной. Как только история всплывет, они тотчас все испоганят. Тупой автор статьи не понимает, что из-за него я не смогу рассказать обо всем Джезу. Если сделаю это, портрет мальчика появится на обложке каждого дешевого журнала страны. Юноша станет мишенью желтой прессы, папарацци. Ему будут сулить деньги за рассказ. У меня не осталось выбора: придется держать Джеза у себя немного дольше, чем собиралась, по крайней мере пока не уляжется переполох.

Вот и моя дверь в стене. Руки дрожат; вставляю ключ в замок и поворачиваю. Приедет Саймон. Хочу представить его Джезу. А что, если он узнает в Джезе парня, чья фотография в газете и на постерах, расклеенных по всему Юго-Восточному Лондону? Придется принимать Саймона внизу. Но тогда он может спросить, почему не пользуемся записывающей аппаратурой в музыкальной комнате… Мы часто работаем там. Я, конечно, буду настаивать остаться в кухне, но что, если он вдруг захочет воспользоваться туалетом в музыкальной, наткнется на закрытую дверь, заглянет в окно и… что тогда?

Вхожу в гостиную настолько взвинченная, что с трудом попадаю по кнопкам телефона.

— Саймон, привет, это Соня.

— Хай, детка! Как поживаешь?

— Извини, нашу утреннюю встречу придется отменить. Встала сегодня с жуткой болью. В горле. Совсем расклеилась.

— Боже! У тебя свиной грипп!

— Ха! — Голос у меня сиплый — во рту пересохло.

— Голосок у тебя и впрямь…

— Не против, если встретимся через неделю-другую?

Тем временем в голове стремительно — одна за другой — проносятся мысли. Как долго я смогу удерживать Джеза, прежде чем его начнут искать? И как осторожно выпустить мальчика, не привлекая внимания СМИ? Будто в первый раз думаю о запертой двери, матушкиных таблетках и шелковых шарфиках. Я не причиняю ему зла. Получаю удовольствие тихонько, «мирно», не вызывая у мальчика боли или чувства вины. Почему же тогда мне немного стыдно? Снова начинаю дрожать. Может, и правда простыла.

— Тогда запиши меня на следующую неделю. Ладно, Соня? Только, пожалуйста, дай знать, если тебе не полегчает. Я не особо нуждаюсь в твоих бактериях, радость моя. Нельзя терять голос, пока идет постановка.

Закончив разговор с Саймоном, отменяю все сегодняшние дела, ссылаясь на простуду. Визитеры не должны отвлекать меня по крайней мере еще пару дней. Хочется сконцентрироваться на Джезе. Ничего не планирую до четверга, когда должны вернуться Грег и Кит. К тому же я еще не придумала, как и когда отпущу парня. Все так зыбко, столько вопросов, но сейчас у меня нет сил думать обо всем этом.

Иду на кухню. Ставлю на стол чайник. Делаю тост, вдыхаю его уютный аромат. Тянусь за банкой с мармеладом, на секунду замираю, когда косой лучик солнца пронзает стекло и зажигает апельсиновые корочки в янтарном желе. Странно, но эта картина успокаивает: сердце перестает биться как загнанный зверек. Все у нас с Джезом будет хорошо. Не спеша, шаг за шагом, я справлюсь.

Только собираюсь подняться к мальчику, как просыпается мой мобильный. Откидываю крышку «раскладушки», думая, что звонит забытый клиент. Это Кит.

— Мам, ты не перезвонила. Я волновалась.

— А ты что, звонила? Когда?

— Вчера вечером. Наговорила сообщение на автоответчик. Где ты была? Меня вот всегда заставляла говорить, где я. А когда звоню — ты не даешь о себе знать.

— Ну, зато сейчас я здесь, — отвечаю неожиданно для самой себя раздраженным и нетерпеливым тоном.

— Где? Где здесь-то?

— Дома. На кухне.

— Я звонила домой утром, а ты не сняла трубку. Все в порядке? Папа тоже никак не может тебя застать. И имейл отправлял, и звонил…

— Правда?

— Ну да. Волнуется. Хотел проверить, все ли у тебя хорошо.

— Прям так и сказал?

— Мам, прекрати! — Слышу в ее голосе отчаяние и подступающие слезы.

Глубоко вздыхаю:

— Ну хорошо, я ему позвоню. Так ты приедешь в четверг?

— Ага, ты все же получила мое сообщение! — Теперь в голосе дочери сквозит облегчение. — Да, приеду в четверг вместе с Гарри. Хочу тебя с ним познакомить. Он не такой, как все.