У Лаки - Эндрю Пиппос

память, сказал продюсер Дэн. У кого здесь хорошая память?

Группами по трое участники прослушивания выходили вперед, где по очереди крутили колесо и разгадывали тренировочные задания, спроецированные на белую доску. В первом ряду сидели продюсеры и другие сотрудники. Они оценивали личность участника, историю жизни, обсуждали, интересен ли он. Все находились во власти их симпатий. Лаки оказался во второй группе, приглашенной на сцену.

– Чем зарабатываете на корочку хлеба? – спросил Дэн, прежде чем Лаки повернул колесо.

– В настоящее время я на пенсии.

– Чем занимались до выхода на пенсию?

– Основал ресторанную франшизу «У Лаки».

– Вы тот самый Лаки? Любил эти заведения в детстве. Что сделаете с деньгами от «Колеса фортуны»?

– Планирую открыть новый ресторан, – ответил Лаки. – По правде говоря, я разорился.

– Идеально! То есть у вас масса надежд. Готовы побеседовать на телевидении о Третьем апреля?

– Если из этого не раздуют сенсацию.

– Дамы и господа, вот таким должно быть успешное прослушивание на телевикторину!

3

С Марриквилл-роуд Лаки поймал такси до казино и подумал, что мог бы буквально провести так целую вечность – перескакивать с место на место по всему миру, делая ставки. Когда-то на подобных вылазках Лаки первым делом играл в рулетку и ставил приличную сумму на черное. И сегодня оно выпало.

– На что потратишь? – поинтересовался мужчина за столом.

– Вложу в новый ресторан, – ответил Лаки. – Собираюсь начать все заново.

– Повезло, боец! – произнес крупье. – Дайте знать, когда откроется бронь на столики.

В рулетку Лаки сыграл все теми же четырьмя счастливыми числами, по три фишки на каждое. Четыре числа – по количеству букв его прозвища – на три фишки, потому что так он привык играть, так эта схема работала, так он потерял уважение к реальности и через ритуалы двигался к моменту кульминации, так его разум выжил среди надежды, и стыда, и голосов, которые твердили, что он снова проиграет. Остальные игроки напряженно замерли, припав к столу; все казино напоминало собой одну большую, запутанную настольную игру.

Пока крупье убирал фишки, Лаки размышлял о переменах, произошедших с тех пор, как закончился его брак с Валией. Он связывал их расставание с началом своего интереса к азартными играм, с новыми друзьями, с карточными залами над фруктовыми лавками. Друзья – это сильно сказано. Возможно, в его жизни дружба не была важна, большинство этих людей не имели значения для Лаки. После того как его брак распался, он перестал обращать безраздельное внимание на то, что с ним происходило, его разум разделился на две асимметрии: реальная жизнь и непрожитая, в которой он все еще был женат. И одна хаяла другую.

Спустя некоторое время звук вращения рулетки стал похож на протяжный храп. Через час игры Лаки помрачнел и перестал следить за колесом. Он услышал, как крупье называет числа. Узор ковра стал походить на пятна. Затем крупье назвал число Лаки, и стол взорвался аплодисментами, все эти незнакомцы радовались за старика.

– Вы выиграли! – воскликнула молодая женщина. – Крупно выиграли!

Конечная остановка: стол для игры в блэкджек. Лаки сложил фишки столбиком, настойчивые ожидания все росли. Будь рядом с ним друзья, эдакий благожелательный Лаки-надзор, ему бы посоветовали обезопасить себя, вернуться домой с четырьмя тысячами долларов или около, которые лежали сейчас у него в кармане. К этому времени Лаки уже не посещали предостерегающие мысли. Вчера он беспокоился из-за Эмили и вопросов о ее отце, а теперь с нетерпением ждал новой встречи. Эмили была недостающим фрагментом истории. Она хотела написать о наследии франшизы, но не понимала, что сама является его частью, что стартовый капитал Иэна Асквита – горькая правда, лежащая в основе этого бизнеса. Однако сие не означало, что Эмили должна знать о поступке отца.

В Сиднее крупье клали подрезанную карту на предпоследнюю колоду в шузе, потому считать было бесполезно, да и Лаки в любом случае вряд ли бы смог. Для этого нужно регулярно считать, практиковаться дома и за столом, а Лаки вроде как бросил игры, да и временем не располагал. Ему было необходимо перезапустить франшизу.

Крупье оставался на «мягких» семнадцати. Длинные руки Лаки двигались, как щупальца ползущего по стене насекомого. На восемнадцати тысячах долларов официант спросил, не желает ли Лаки напиток за счет заведения. Крупье уточнил, не хочет ли он сделать перерыв. Игрок рядом спросил его имя. Лаки представился как Василис, потому что не хотел слышать дурацкие шутки об удаче за столом.

Он много кивал, его язык заплетался, будто рот был полон непрожеванной еды. Крупье сменился, и новая девушка называла его «дорогуша», «милый», «мистер». Она проиграла первую раздачу, и сумма выигрышей Лаки достигла 31 200 долларов. Еще не ресторан, но его часть. А какая?

Затем девушка-крупье его уничтожила. Когда сумма упала до девяти тысяч или около, Лаки услышал из-за спины: «Старик сдал».

Крупье обчистила его до нитки за шесть партий. Теперь она обращалась к нему «сэр». Горстка зрителей в ужасе разбежалась по столам с рулеткой. Официант поинтересовался, не требуется ли Лаки такси домой, за счет заведения.

Дома он достал из прикроватной тумбочки записную книжку, нашел нужный номер и набрал его, как обещал делать в такие паршивые ночи, как эта. Лаки закрыл глаза, прижал трубку к уху. В квартире было темно, если не считать кухонную лампу. Гудок был для Лаки мрачным предвестником, который сообщал о бедствии человека, зациклившегося на идее. Его спонсором в Анонимных лудоманах был Тхань Чыонг, сорокачетырехлетний комендант здания в пригороде Александрия. Тхань не ответил, он никогда не брал трубку после половины десятого вечера, но Лаки оставил сообщение, что перезвонит завтра, дело несрочное, беспокоиться не о чем. Звонок на этот номер был его способом сказать «я завязал». Это самый последний из последних раз.

1945–1946

1

В сентябре Лаки был признан несущественным для нужд военно-воздушных сил армии Соединенных Штатов и уволен через пункт демобилизации в Чикаго. Он пробыл у родителей примерно две недели, и самым ярким воспоминанием остался образ матери, которая пьет чай с шалфеем, сидя на стуле у печи, в платье без пояса. Отец за столом втирал в руки технический спирт – любимое средство семьи Маллиос от боли в мышцах и суставах. Мать говорила о письмах из Греции, касающихся людей, которых она знала ребенком в Понте, о семьях, что сбежали в Пирей, остались там и погибли в голод 41-го и 42-го года.

– Панос сошел с ума, глядя, как умирает его семья, – сказала она. – Один за другим в их общей