Земля – лишь ферма - Артем Мироненко

– Вот что я тебе скажу, сынок. Можешь считать это предупреждением и напутствием одновременно. Для меня в моих людях главное – верность. Будешь преданным мне, и я за тебя любого в порошок сотру, а предашь – сдохнешь в муках. Вот и все условия. По-моему, вполне справедливые.

– Я понял. Я с вами.

– Ай, какой молодец, порадовал старика! Давид, развяжи его побыстрее, а то паренек уже измучился весь.

С довольным лицом тот за считаные минуты выполнил просьбу. Я размял кисти и попытался привстать, но, схватившись за ребра, снова рухнул на стул и прокашлялся.

– Ничего-ничего, мои лекари тебя быстро на ноги поставят. А сейчас ты должен доказать свою верность, – положив ладонь на мое плечо, заявил Шакалов.

– В смысле?

– Танк, а где это Хомяк бродит? Разве он не должен быть рядом с нами, а? Что за неуважение?! Будь добр, найди этого лоботряса и приведи сюда!

Танк искал недолго. С улицы раздался хлопок, затем стоны толстяка, а после и выразительный бас Танка. Его полуминутная воспитательная речь в основном состояла из слов ненормативной лексики и хорошо передавала личную неприязнь как к самому Хомяку, так и к людям, посмевшим произвести его на свет. Как нагадившего котенка, Танк за шиворот втянул Хомяка в гараж.

Шакалов разразился хохотом и некоторое время не мог успокоиться. Когда же наконец успокоился, он оставил на лице ехидную улыбку и с проскакивающими смешками воскликнул:

– Ух ты, какие люди! Его светлость грызун собственной персоной! Ну что, теперь с тобой разберемся?!

– Алексей Вениаминович, умоляю вас, поверьте. Я его почти не трогал, только… – испуганно поглядывая то на меня, то на шефа, промямлил Хомяк.

– Ты что несешь, дурень?!

– Я, я, я…

– Да ты, ты! Забыл уже, из какой помойной ямы я тебя вытащил?! Мы тебя обогрели, откормили, в семью приняли, в люди вывели, а ты чем отплатил, иуда?!

– Да я… да я за вас любому пасть порву! Я же всегда вам верой и правдой служил! Клевета это все, Алексей Вениаминович, клевета! Что бы там ни было! Клевета!

– Клевета, говоришь?! Да тебя же твои бабы и сдали, мерзавец! Любишь с ними в баньке под коньячок попариться, да? Так вопросов нет, я даже приветствую. Сам, знаешь ли, любитель. Но объясни мне, олух, зачем трепаться им обо всех наших делах?!

Толстяк затрясся, упал на колени и залился слезами.

– Пощадите, умоляю вас! Не со зла я! Правда, не со зла! Ведь вы же мне как отец родной! Не убивайте!..

Шакалов подмигнул Танку, и тот вынул из кобуры под мышкой пистолет. Сняв с предохранителя, передернул затвор и протянул мне:

– Прикончи крысу!

Я слегка обомлел, но пистолет взял.

– В первый раз? – спросил Танк.

– Да.

– Не бойся, сынок. Это только кажется, что тяжело, а на деле проще простого. Главное – выбрось из головы всю ту морально-слезливую чушь, которую тебе с самого детства вдалбливали всякие слабаки. Ты больше не из их числа, ты… – Шакалов подозрительно прищурился. – А вот сейчас мы и узнаем, кто ты – волк или овца. Но учти, что овцы мне ни к чему.

– Я понимаю.

– Пристрелишь сучоныша, и ты с нами. Навсегда.

С трудом встав и взявшись за рукоять пистолета обеими руками, я взглянул на Давида. Тот одобряюще моргнул и чуть кивнул. По телу пробежала нервическая дрожь, на мгновение заглушившая ту, что от холода. Но мой выбор был невелик. На одной чаше весов моя жизнь, человека просто так мухи не обидевшего, а на другой – паразитарное существование отморозка, неведомо скольких человеческих душ загубившего. А скольких еще не успевшего?

К тому же он в любом случае сегодня умрет, независимо от моего выбора, так чего я тогда парюсь?

Я доковылял до Хомяка и уткнул ствол ему в лоб.

– А-а-а! – Немного отпрянув, он приподнял руки. – Нет, нет, прошу, не надо, парень, Танк, Давид, Алексей Вениаминович! Родненький, смилуйтесь, пожалуйста! Я никогда больше вас не подведу! Никогда!..

И почему-то именно сейчас, когда я снова приставил ствол к голове Хомяка, напомнил о себе внутренний голос. «Что, довыпендривался?! Ребрышки-то они тебе не хило пересчитали! А я ведь говорил! Предупреждал! Но ты же, как баран упертый, – все по-своему делаешь, по-тупому, по-бараньи, а потом вдруг удивляешься: ой, как так получилось?! Надеюсь, хоть теперь прислушаешься! Мочить их надо! Мочить, как собак бешеных! И всех до единого! Всех! Всех! Всех!» – громогласно тараторил он, пробуждая здравый смысл: «Ты что советуешь, поганец?! А если в магазине всего один патрон?! Чем он их тогда, по-твоему, мочить будет, а, грамотей?! Или ему на них врукопашную ринуться, с зашибленными-то ребрами?! Так что заткни-ка свой рот и вали туда, куда тебя не раз уже посылали! И чем быстрее, тем лучше!»

Хомяк не стал отводить голову и даже заткнулся. Потирая кисти, он жалобно смотрел на Шакалова, но тот был непреклонен.

– Твой ход, сынок.

Я зажмурил глаза и нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало. Пистолет издал лишь глухой щелчок, вызвавший у Хомяка содрогание тела и непроизвольное мочеиспускание.

– Молодец! Красавчик! Я верил в тебя! Верил! Далеко пойдешь! Ой как далеко! – возликовал Шакалов.

Схватившись за голову и убеждаясь, что мозги, кости черепа и шапка, именуемая в народе как «пидорка», на месте, Хомяк вновь не сдержал слез, только уже радостных. А я, еще не до конца осознавая, что именно произошло, но отдавая себе отчет, что все закончилось, вздохнул с облегчением.

– Можешь вернуть ствол законному владельцу, сегодня он тебе уже больше не понадобится.

– Добро пожаловать в семью, брат, – доброжелательно усмехнувшись, Танк взял пистолет и запихнул в кобуру.

Давид снял с себя пальто и накинул на меня:

– Ты сделал правильный выбор.

– Время покажет, – прошептал я.

– А ты, Хомяк, запомни: больше ни уроков, ни предупреждений не будет! Еще одна подобная выходка – и билет на тот свет тебе обеспечен! Ты все уяснил, дармоед?! – Шакалов замахнулся на него, но вместо удара плюнул ему под ноги.

Слова шефа в хомячьи уши залетели не сразу, но когда залетели, он подполз к нему на коленях, изобразил кающуюся мину и сделал несколько благодарных поклонов:

– Да-да, я все уяснил, Алексей Вениаминович! Все уяснил! Спасибо вам! Спасибо! За урок, за прощение, за доброту вашу! Клянусь, больше такого не повторится!

– Ладно, поверю на слово! А теперь валим, ребятки, из этой вонючей дыры!

Танк и Шакалов отчалили первыми. Следом я с Давидом в старенькой «девятке». Ее, как выяснилось, берут только на подобные дела, дабы не привлекать лишнего внимания. Хомяку же пришлось добираться своим ходом: его наказание еще не закончилось…