Округ Форд - Джон Гришэм

Несколько минут двигались за машиной без опознавательных знаков, где было полно вооруженных людей. Они проезжали мимо одного тюремного блока за другим, каждый был отделен высокой металлической сеткой с мотками колючей проволоки наверху. Бутч покосился на блок, в котором провел несколько лет жизни. Хорошо освещенная «игровая площадка» – так они ее называли. На ней, как всегда, проходил баскетбольный матч, носились голые до пояса потные мужчины, причем ни один не упускал возможности лягнуть или толкнуть зазевавшегося противника. Грязная бессмысленная игра. Он увидел тихонь, сидевших вокруг небольших столиков и терпеливо дожидавшихся десяти вечера, когда всех погонят в камеры спать; дожидались, когда жара спадет хоть немного, поскольку в помещениях кондиционеры работали из рук вон плохо, особенно в июле.

Как обычно, Леон лишь бегло взглянул на свой старый блок и вспоминать о времени, которое провел там, не стал.

По прошествии стольких лет он научился отгонять мысли об обидах, издевательствах и прочих моральных и физических шрамах, что нанесли ему здесь. Заключенные этого блока на восемьдесят процентов были чернокожими, а потому тюрьма Парчмен стала одной из немногих в Миссисипи, где правила устанавливали не белые.

Строже других охранялось красное кирпичное одноэтажное здание в стиле 1950-х годов с плоской крышей. В ту пору множество начальных школ строились именно по такому проекту. Его тоже окружала высокая металлическая изгородь с мотками колючей проволоки наверху, по углам вышки, где несли дежурство вооруженные до зубов охранники. Впрочем, этой ночью вся охрана была мобилизована и возбуждена до крайности. Леон припарковал машину там, где ему указали, затем его и Бутча тщательно обыскал целый батальон неулыбчивых тюремщиков. Инесс вместе с инвалидной коляской вытащили из фургона, подкатили к контрольно-пропускному пункту и тоже обыскали – две надзирательницы в форме. Затем их провели в здание, через целый ряд массивных дверей, мимо охранников.

И вот они оказались в маленькой комнатке, где никогда не бывали прежде. Обычная комната для посетителей находилась где-то в другом месте. Они уселись, с ними остались двое надзирателей. В комнате был диван, два складных кресла и древняя картотека с файлами у стены – все как в кабинете мелкого чиновника, которого выгнали отсюда на ночь.

Два надзирателя весили по меньшей мере 250 фунтов каждый, шеи толстенные, в 24 дюйма в окружности, головы гладко выбритые. Несколько минут прошло в неловком молчании, наконец Бутч не выдержал, сделал несколько шагов и спросил надзирателей без обиняков:

– А вы чего здесь делаете?

– Исполняем приказы, – ответил один из громил.

– Чьи приказы?

– Начальника тюрьмы.

– Неужели не понимаете, что выглядите по-дурацки? Здесь собралась семья приговоренного к смерти человека. Лично я хотел провести с братом несколько минут в этой чертовой крысиной норе, этой клетушке без окон, с голыми стенами, где есть только одна дверь, а вы торчите тут и охраняете, словно от нас исходит какая опасность. Неужто не понимаете, что это глупо?

Казалось, шеи у обоих вот-вот лопнут. Их физиономии побагровели. Будь Бутч заключенным, его просто избили бы, но он таковым не являлся. Он являлся гражданином, бывшим заключенным, ненавидевшим каждого копа, военного, охранника, стража и агента безопасности. Любой человек в форме был для него врагом.

– Пожалуйста, сядьте, сэр, – холодно произнес надзиратель.

– Неужели вы, идиоты, не понимаете, что комнату с тем же успехом можно охранять и снаружи? Клянусь, что можно! Понимаю, вас, наверное, недостаточно натаскали, чтобы усечь это, но если вы выйдете из этой двери и разместите свои толстые задницы в коридоре по обе ее стороны, то и безопасность не пострадает, и мы сможем побыть наедине с членом семьи. Сможем поговорить с нашим младшим братишкой, не опасаясь, что нас слушают два клоуна.

– Ты бы лучше заткнулся, парень.

– Давайте выходите. Хотя бы попробуйте! Закройте за собой дверь с той стороны, смотрите на нее и охраняйте себе на здоровье. Уверен, вы, ребята, справитесь. Вы вполне способны на это.

Разумеется, надзиратели и с места не сдвинулись. И Бутчу ничего не оставалось, кроме как опуститься в складное кресло рядом с матерью. Они прождали еще минут тридцать, и это время показалось вечностью. Наконец вошел начальник тюрьмы, представился и произнес:

– Экзекуцию запланировано провести в двенадцать ноль одну. – Тон был сух и официален, точно начальник тюрьмы выступал на обычном собрании перед сотрудниками. – Нас уведомили, что звонка в последнюю минуту из офиса губернатора не поступит. – Снова ни намека на сострадание.

Инесс закрыла обеими руками лицо и зарыдала.

Он же невозмутимо продолжил:

– Адвокаты заняты возней с бумагами, так всегда бывает, но наши юристы сообщили, что отсрочка приведения приговора в исполнение маловероятна.

Леон и Бутч уставились в пол.

– На случай подобных событий режим у нас немного ослаблен. Вы можете оставаться здесь сколько захотите. Реймонда мы скоро приведем. Сожалею, что дошло до этого. Если смогу чем-то помочь, обращайтесь.

– Уберите отсюда этих двух придурков, – попросил Бутч, указывая на надзирателей. – Надо уважать частную жизнь.

Начальник тюрьмы явно колебался. Осмотрел помещение, затем кивнул.

– Нет проблем. – Он вышел и забрал с собой громил.

Минут через пятнадцать дверь снова распахнулась, вошел Реймонд с широкой улыбкой на лице и сразу бросился к матери. Они долго обнимались, прослезившись, затем он крепко обнял братьев и сообщил, что все развивается в самом благоприятном для него направлении. Они придвинули кресла к дивану и уселись, Реймонд сжимал руку матери.

– Дела идут, контора пишет, – с улыбкой заявил Реймонд, так и излучавший уверенность. – Мои адвокаты загружают целый фургон прошений habeas corpus[5] – так тут принято у нас говорить. И они на все сто уверены, что в течение часа Верховный суд США издаст сертиорари[6].

– Что это означает? – спросила Инесс.

– Это означает, что Верховный суд согласится выслушать дело. А это, в свою очередь, означает отсрочку. Автоматически. Так что впереди, наверное, нас ждет новый процесс в округе Форд, хотя до сих пор я не уверен, что хочу, чтобы слушания проходили там.