Вороново крыло - Энн Кливз

Следующая машина все же остановилась. Вот-вот постучат в дверь. Но приехавшие стояли на обочине и, сунув руки в карманы, переговаривались — чего-то ждали. Затем показался фургон. Поравнявшись с ними, свернул прямо на обочину, чтобы не перегораживать дорогу. Из фургона вытащили небольшой генератор, поставили на тележку и повезли через поле. Туда уже протянули кабель, поставили две большие лампы на штативах. Поднявшись на вершину холма, группа скрылась по ту сторону. Магнус представил Кэтрин в белом свете мощных ламп, бледной и замерзшей. Он глянул на материны часы: восемь. Самолет из Абердина наверняка уже приземлился в аэропорту Самборо. Люди из Инвернесса уже едут на север. В прошлый раз тоже приезжали, но оказались не лучше местных. Перед глазами Магнуса мелькнуло детское личико, четкое, как на фотографии. «Катриона». Он произнес имя вслух, потому что оно пришло ему в голову. У девочки были длинные, спутанные от ветра волосы, темные глаза делались узкими от смеха, когда она взбегала на холм. Примчалась к ним и вошла без стука, держа в руке букетик садовых цветов. В тот день Магнус видел ее в последний раз.

Он вдруг забеспокоился: вскочил и глянул в окно. Полицейских не было — наверное, они там, возле тела. Облако отползло в сторону, и стало видно полную луну. Мать всегда говорила, что в полнолуние он глупеет больше обычного. На неподвижную воду легла дорожка света. Магнус вдруг вспомнил, что за весь день ничего не съел; он подумал, что, может, потому и мысли путаются. А может, то и впрямь луна. Он снова увидел Катриону: она пританцовывала на дороге перед его домом. Странная джига — девочка отплясывала, подняв руки над головой и согнув на манер балерины. Ему почудилось, что она слегка наклонила голову в его сторону, будто приглашая за собой.

Магнус понимал, что это у него воображение разыгралось. Будь Катриона жива, она стала бы уже молодой женщиной, старше Кэтрин. Но оставаться дома дольше не было никаких сил. Все из-за лунного света на воде, из-за того, что весь день ждал возвращения полиции. Да еще материн голос: «Ничего им не говори». И маленькая девочка перед глазами.

Спеша выйти из дому, Магнус торопливо натягивал ботинки, путаясь в шнурках. У него была шерстяная шапка, связанная матерью, и большая куртка, которую она купила ему в Леруике незадолго до смерти — как будто чувствовала, что недолго ей осталось, и покупку одежды ему не доверяла. Тогда же привезла и стопку трусов и носков; он до сих пор их носил.

Выйдя из дома, Магнус полез выше, в сторону от тропинки, пока не добрался до дороги на Леруик. В доме возле часовни свет не горел. Между задернутыми в спальне шторами был просвет, однако Магнус ничего не увидел, только призрачное отражение собственного лица. Он неохотно повернул назад и стал взбираться на холм.

Ступив в тень от насыпи, он остановился и оглянулся. Полицейские не заметили, что он вышел из дома. Луна освещала поле, на котором лежала Кэтрин, и Магнус на удивление четко видел каждого. Наблюдая сверху, он узнавал полицейских по их характерным позам и походке. Те его не видели из-за слепящего белого света; к тому же они целиком сосредоточились на маленькой фигурке, накрытой куском брезента. А когда закончили осматривать место преступления, разом обернулись на дорогу, высматривая огни машин, — команда из Инвернесса ожидалась с минуты на минуту.

Магнус продолжал карабкаться вверх. Он шел медленно — торопиться-то некуда. И вообще впереди долгая зима — время, которое надо как-то скоротать. Взбираясь, Магнус чувствовал, что колено подводит, дышал с присвистом. Дневное солнце местами растопило снег, обнажив торф и увядший вереск. Магнус добрел до вершины насыпи. Впереди не было ничего, лишь холмистые пустоши. В школе им рассказывали, что когда-то на Шетландах росли леса. И не представить. Если деревья где и остались, так только у местных в садах. Магнусу подумалось, что, попади он на Луну, увидел бы то же самое — равнину без деревьев.

Он остановился перевести дух и снова оглянулся. Отсюда люди на поле казались менее значительными. Позади них простирался скованный серебристым льдом залив, дома Врансуика… Будь у Магнуса хоть капля здравого смысла, вернулся бы домой и лег спать, но что-то гнало его вперед. Может, вот так Катриона тоже не могла остановиться и все плясала и плясала?

Магнус не сразу сориентировался. Но, подойдя ближе, узнал место — его не сбил с толку даже лунный свет, в котором все выглядело незнакомым. В юности Магнус часто бывал здесь — работал вместе с дядей, старшим братом отца, на котором все хозяйство и держалось, а Магнус помогал: считал овец, сбивал их перед стрижкой в стадо, гнал к подножию холма на забой. В начале лета именно сюда они с дядей приходили за торфом. Работа была тяжкая — вгрызться в тугую темную землю, отодрать торф. После у него здорово ломило спину. Но еще тяжелее было везти добычу на тележке до дороги. Теперь-то если кто и копал себе торф, так с трактором да прицепом. Дядя племянником гордился. Говаривал, что Магнус сильнее его собственных сыновей, да и трудолюбивей. Тогда еще были живы и родители, и дядя с двоюродными братьями. И сестра. Теперь не осталось никого.

Магнус подошел к озерцу, у которого братья зимой стреляли гусей. Птицы, перекликаясь, летели с севера вереницей, друг за дружкой, — можно подумать, нанизаны на бечевку, как ленты на хвосте воздушного змея. Тогда-то братья и выходили с ружьями. Магнусу ружье никогда не доверяли. Потом мать готовила подстреленного гуся и большое семейство садилось за стол. Стоя на морозе, Магнус так ярко представил себе эту трапезу за кухонным столом, что в нос ему ударил аромат растопленного гусиного жира, лицо обдало печным жаром. Он даже забеспокоился: не занедужил ли? Видения походили на те, что плавали у него в голове, когда он лежал с температурой.

Подходя к кромке озера, Магнус замедлил шаг, соображая, куда идти дальше. Озеро сковало толстым слоем льда. Местами лед был настолько прозрачным, что просвечивала стального цвета вода. А где-то был белым, комковатым — точь-в-точь конфеты, которые мать делала из кокосовой стружки, сахара и сгущенки. Магнус задумался над тем, почему вода замерзла так по-разному, неодинаково. Крепко задумался, даже рот раскрыл от усердия. Однако объяснения так и не нашел. Между тем неведомая сила толкнула его дальше — он начал взбираться на холм.

Маршрут отпечатался в голове крепко-накрепко. Он будто шел по карте, вроде той, про которую им читали в школе, — там дорога вела к спрятанным сокровищам. Хотя на самом деле никакую карту Магнус не рисовал и ничего на ней не отмечал. Что же это был за маршрут? «От озера на запад — до ручейка Джилли; дальше — вдоль, вверх по холму к оврагу, у которого края после каждого ливня оползают».

И «карта», которую он держал в уме, не подвела. Русло ручейка было засыпано мягким снегом, лишь в оттепель он напитается водой с примесью торфа. Магнус подошел к торфяной перемычке и остановился у глыбы земли — похоже, оползень. На склоне такое часто случалось, особенно после засушливого лета, за которым следовала осень с проливными дождями. Вода просачивалась в трещины пересохшей земли, вымывая ее, и почва вместе с камнями и торфом ползла вниз по склону. Даже сейчас, под снежным покровом, Магнус узнал место. Он пришел туда, куда безотчетно стремился. И теперь стоял, запрокинув голову к небу, а по щекам текли слезы.