Мертвая неделя - Наталья Тимошенко

– Да ладно вам, – наконец хихикнула Соня, – неужели вы верите в русалок? Ладно бабки наши, даже родители, тоже недалеко ушли. Но мы-то современная молодежь. Ну какие русалки? Сказки!

– А если нет? Навь же есть.

– Так то навь!

Чем навь отличается от русалок, Соня едва ли смогла бы объяснить, но никто не стал спрашивать.

– Давайте уж хоть к озеру подойдем, раз пришли, – предложила Таня и первая шагнула ближе к воде.

Девчонки переглянулись. Каждая уже жалела, что вообще согласилась идти сюда, но Таня права: раз уж пришли, стоило подойти к воде, полюбоваться на мертвое озеро.

Вблизи вода казалась призрачно-голубой, почти прозрачной. Клубящийся над ней туман только усиливал эту прозрачность, и казалось – наклонись ближе, сможешь рассмотреть дно. Впечатление это было обманчиво, озеро очень глубокое. Таня подошла почти к самому краю, и, если бы водная гладь была не такой спокойной, даже крохотная волна уже намочила бы ей ноги.

– Не подходи близко, – попросила Марина, но Таня лишь отмахнулась.

– Я только сорву пару кувшинок, – заявила она.

Аленке это показалось плохой идеей, но прежде, чем она успела возразить, Таня наклонилась и дернула на себя белый цветок. Тот цеплялся за дно толстым корневищем, а потому, когда девушка оторвала его, потревоженная вода всколыхнулась, серебристое отражение луны на ней затрепетало, исчезло на какое-то мгновение, а затем появилось вновь. И вместе с отражением над озером разлился тоненький перелив колокольчика, а следом потянулась едва слышная песня. Слов различить было нельзя, тонкий женский голос словно бы тянул один только звук «а», но казалось, звучит целая песня. Голос становился то выше, то ниже, то накатывал плавно, как катятся одна за другой волны, то вдруг начинал прыгать, словно мячик. К одному голосу присоединился второй, потом третий, и вот уже целый хор тонких голосов вибрировал, звенел, качался на волнах, завораживая все живое вокруг.

Аленка ощутила почти непреодолимое желание присоединиться, запеть вместе с голосами. Очевидно, ощутила это не только она, потому что рядом затянула мелодию Соня, затем Марина и Света, тонко запела Вика, а потом и Таня. Аленка шагнула ближе к воде и тоже запела.

Странное это было чувство. Никто не знал песню, которую они поют, впервые слышали мелодию, но удивительным образом попадали в такт, словно давно репетировали. Голос, идущий изнутри, от самого сердца, гипнотизировал. Аленка никогда не думала, что может так петь и что может получать такое удовольствие от пения. Она пела на свадьбах и деревенских праздниках вместе с другими девчонками, но то были обычные песни, со словами и смыслом, и не всегда ей нравились. Сейчас же казалось, что все они – и живые, и мертвые – будто часть единого целого, будто не разные существа поют, а кто-то невидимый играет на тонких струнах скрипки или арфы. И смысла в этой переливчатой мелодии было гораздо больше, чем в иных словах.

Песня продолжала разливаться над озером, но вода больше не была спокойной. Колыхнулась посередине, расступилась, выпуская на поверхность три прекрасные женские фигурки. Они поплыли к девчонкам, показываясь из воды все больше и больше, и вышли на берег прекрасными русалками. Точнее, рыбьих хвостов, как в сказках, у них не было, но Аленка не сомневалась, что это русалки. Кто еще может показаться из воды в Мертвую неделю? Они были невысокого роста, тонкие, с прозрачной кожей, через которую просматривалось, как струится по венам озерная вода вместо крови. Подернутые белесоватой пеленой глаза прояснились, стали прозрачно-голубыми, как спокойная гладь озера, коралловые губы приоткрывались, рождая на свет прекрасную песню. Длинные волосы темно-зеленого цвета спадали по обнаженным плечам, прикрывали грудь и опускались ниже пояса.

Никто не видел движения ног, их умело скрывал туман, но русалки приблизились вплотную, обошли по кругу, рассматривая гостий, коснулись их руками, погладили тонкими холодными пальцами лица, а потом подплыли к Тане. Одна забрала у нее сорванную кувшинку, две другие взяли за руки и потянули к воде. Таня шагнула за ними, будто во сне, но никто не окликнул ее, не помешал войти вслед за русалками в воду. Гипнотическая песня погружала в транс, и не было никакой возможности отвлечься на что-то другое. Только когда голубая толща воды сомкнулась над головами, и четыре фигуры стремительно пошли ко дну, исчезли из поля зрения, с девчонок спал морок.

Они замолчали, ошарашенно глядя на то место, где только что в последний раз мелькнули рыжие Танины волосы. Каждая понимала, что нужно что-то предпринять, спасать подругу, но стояла на месте, не зная, как это сделать. Идти за ней в воду было опасно, звать на помощь кого-то из деревни – бесполезно. Никто не придет, а если и придут – не успеют.

Так и стояли молчаливыми изваяниями на берегу озера, ожидая чуда. И оно случилось! Луна на миг спряталась за неожиданно набежавшей тучкой, а потому никто не заметил, как показалась из воды Таня. Только когда серебристые лучи вновь скользнули на землю, освещая укутанный туманом берег, все увидели стоящую у кромки воды девушку. С волос и одежды капала на землю вода, а рыжие волосы украшал венок из белых кувшинок. Выражение Таниного лица казалось странным: словно тело уже вернулось, а сознание еще нет. Таня смотрела вокруг бессмысленным взглядом, на губах блуждала удовлетворенная улыбка, но до того пугающая, что хотелось встряхнуть ее, ударить по бледным мокрым щекам, только бы снова увидеть в зеленых глазах озорной огонек.

Первой пришла в себя Соня. Бросилась к Тане и, несмотря на то, что она была мокрая, крепко обняла.

– Таня! Мы уж думали, что ты… все.

Таня бессмысленно посмотрела на подругу, снова улыбнулась.

– Ну что ты, – голос хоть и принадлежал ей, но казался таким же отстраненным, как и взгляд. Словно бы не голос, а его бледная тень. – Как же я могла? Ведь у меня скоро свадьба.

Она мягко отодвинула Соню и, не глядя на застывших подруг, пошла вперед, к деревне. Девчонки переглянулись, ничего не понимая, а затем направились следом. Уже отойдя на приличное расстояние, Аленка, шедшая последней, не выдержала, обернулась. Там, в тумане, в прохладных прозрачных водах она явственно услышала негромкий всплеск, и – ей наверняка показалось, ведь у русалок не было никакого хвоста – увидела, как большая рыба стремительно ушла на дно.

Первый день Мертвой недели

Степан

Вопреки Степиным опасениям, ночь прошла спокойно. Права оказалась баба Глаша, когда настояла на том, чтобы он добавил городским сонного отвара в самогон. Можно было бы и в чай, все равно подействовало бы, но отвар в этом году получился до отвращения горьким, только в самогоне его и удалось скрыть. Степа, хоть и пил наравне со всеми, заранее принял бодрящую настойку, которая нейтрализовала действие снотворного. Он бы с удовольствием уснул, но спать было нельзя. Он не стал пугать Мирру, но голодные мертвяки в первую ночь очень коварны, пробивают любую защиту, если чувствуют близкую добычу, лучше быть начеку. А трое городских людей, ничего не понимающих в местных обычаях, зато обладающие такой силой – добыча, ради которой стоит рискнуть. Вот Степа и лежал всю ночь на лавке, прислушиваясь к шуршанию за окном, к скрежету острых когтей по крыше, к вою и стонам, сжимая в руках мешочек с заговоренной бабой Глашей солью.