Мертвая неделя - Наталья Тимошенко

Впервые навий Степа увидел, когда ему было семь. Об их существовании знал, как и все в Еловом, конечно, с самого рождения, но видеть не видел. Накануне Мертвой недели бабушка всегда накрепко заколачивала темной тканью окна и запрещала Степе ночью подходить к ним. Степа был послушным мальчиком, напуганным рассказами о навьях, поэтому как бы ни грызло его любопытство, ослушаться не смел. Но в ту ночь все было иначе.

Он проснулся от крика. В первый момент не понял, кто кричит: не то раненый зверь, не то птица, и лишь потом сообразил, что человек. Вопль был страшный, от него шевелились волосы, стыла кровь в жилах, хотелось уткнуться лицом в бабушку и зажать уши руками, только чтобы не слышать. Но бабушки рядом не оказалось. Степа сел на продавленном диване и огляделся. В комнате было темно, заколоченные окна не пропускали лунный свет с улицы, поэтому он не сразу разглядел бабушку с дедушкой, которые стояли у окна. Дедушка с одной стороны отвернул ткань, и оба смотрели на улицу.

Степа слез с дивана и, аккуратно ступая, подошел к ним.

– Деда, что там? – спросил шепотом.

– А ну кыш в постель! – велела бабушка, но дедушка заступился:

– Пусть посмотрит! Большой парень уже. Заодно будет знать, от чего оберегаем. Иди сюда.

Дед поднял Степу на руки и дал заглянуть в окно. На дороге, между их домом и соседским, стоял Никола – одинокий мужик из последнего дома по улице. Жена у Николы давным-давно умерла, детей не было, и он постепенно спился. Возможно, накануне перебрал немного и уснул не дома, потому и оказался ночью на улице. Все в Еловом, от мала до велика, знали, что в первую ночь Мертвой недели на улицу выходить нельзя ни за что. В каком доме застала тебя ночь – там и спи. Николу окружали три или четыре фигуры, то приближаясь к нему вплотную, то отплывая чуть дальше. Никола вопил, когда они приближались, отбивался, пытался бежать, но фигуры кидались на него, как прикормленная рыба на крючок, возвращали обратно, будто играли с ним.

– Деда, что это? – с ужасом в голосе спросил Степа.

– Мертвяки это! – вместо деда недовольным голосом ответила бабушка. – Навьи. Не успел Никола домой дойти, вот и напали на него. Видишь, как жизнь пьют? Повалят сейчас и съедят.

– А почему никто не поможет ему?

Вопрос казался естественным, ведь соседи всегда помогали друг другу, какая бы беда ни случилась. Прошлым летом взбесившаяся корова повалила наземь бабу Настасью, бодала рогами, так все побросали работу, корову оттащили, бабу Настасью отпоили. А сейчас – Степа видел – во многих домах горят свечи, все слышат вопли несчастного, но никто не выходит помочь. Вот и дедушка отвел глаза, а бабушка разозлилась:

– Потому что нельзя помочь тому, на кого напали мертвяки, понимаешь? Никола нежилец уже, а остальным зачем помирать?

Степа кивнул, но все равно не понял, почему от коровы можно отбить человека, а от навий нет. Очевидно, остальные жители деревни понимали, потому что никто не спешил несчастному на помощь. Каждый втайне радовался, что не оказался на его месте.

Навьи уже повалили Николу на землю и больше не отходили, склонились над ним, как хищники над поверженной жертвой. Степе было невыносимо жаль соседа, и он принялся шептать ему слова утешения, будто тот мог их услышать.

Николе, конечно, они не помогли, зато помог кое-кто другой. Первыми это заметили навьи. Они как по команде подняли головы и посмотрели в одну сторону. Степа тоже посмотрел туда, но его обзор был гораздо хуже, поэтому стремительно приближающуюся фигуру он заметил позже. Фигура была не мертвяком, а человеком. Но кто решился выйти из дома в такую ночь? И лишь когда она подошла совсем близко, Степа узнал в ней бабу Глашу.

– Сумасшедшая, – прошептала бабушка, и в ее голосе Степа внезапно услышал затаенное восхищение, хотя бабу Глашу обычно провожали другими словами. В глаза ее звали знахаркой и кланялись при встрече, а между собой называли колдуньей и плевали вслед. Но помощью ее никто не чурался.

Баба Глаша шла уверенно, чуть наклонившись вперед, словно в лицо ей дул сильный ветер, но никакого ветра не было, Степа точно знал. Когда ветер – тогда воет в трубе. Сейчас же вокруг стояла необычная, кладбищенская тишина. Навьи тоже времени не теряли. Оставили в покое Николу, выпрямились, повернулись к бабе Глаше. Наверное, даже улыбались новой жертве, которая сама шла в руки, если только навьи умеют улыбаться.

Баба Глаша остановилась в метре от них. Резко выбросила вперед руку, и навьи, уже было дернувшиеся в ее сторону, внезапно замерли. Послышался жуткий вопль, на этот раз точно не человеческий. Степа понял, что это кричали мертвяки. Что было дальше, он не знал, поскольку бабушка быстро оттащила его от окна и велела идти на диван, и только спустя месяц Степа увидел Николу в магазине. Тот выглядел потрепанным, бледным, но живым, всем рассказывал, что больше в рот ни капли не берет. Отбила, значит, баба Глаша его у навий.

Степа пришел к ней в конце лета. Баба Глаша как раз варила что-то в большой кастрюле, а по летней кухне разливался горький аромат полыни. Глянула на мальчишку искоса, ничего не сказала. Не спросила, зачем пришел, но и не прогнала. Это придало Степе уверенности.

– Я хочу, как вы! – заявил он.

Баба Глаша снова посмотрела на него. Смотрела теперь дольше, и Степе даже показалось, что она поняла, зачем он пришел, но все же спросила:

– Что – как я?

– Хочу с мертвяками уметь сражаться.

Бабка усмехнулась, повернулась к кастрюле.

– Мал ты с мертвяками сражаться, – только и сказала она.

– А вы старая, – не остался в долгу Степа. – Но одна не побоялись выйти. Все по домам сидели, даже Андрюха, хотя хвастается, что медведя может голыми руками завалить, а только вы не побоялись.

Баба Глаша опять улыбнулась, посмотрела на Степу с интересом.

– А все равно ты мал. Иди домой, Степа, а когда время настанет тебя учить, я сама к тебе приду.

Эти слова приободрили его. Пусть не начнет учить прямо сейчас, но, значит, все равно согласна. И он принялся ждать. Первую неделю – с нетерпением. Потом просто ждал, а потом и перестал уже. Подумал, что забыла старуха или передумала. Закончилось лето, Степа пошел в школу, потом наступила зима. Зимой у мальчишек самое интересное время. Работы уже нет, времени хоть отбавляй. И с горки кататься можно, и крепости строить, и карусель на озере сооружать. Озеро зимой замерзало, туман над ним не клубился, а потому было не страшно. Зато карусель выходила знатная: в центре озера взрослые мужики вбивали в лед огромный кол, насаживали на него большое колесо от старого трактора, привязывали длинную толстую палку, а к палке – санки. Один человек садился в санки, а другие раскручивали палку, налегая на нее всем своим весом. Санки летели с бешеной скоростью, приводя в дикий восторг и даря незабываемые эмоции. Навьи остались в прошлом, там, в ушедшем лете, в жарком июне, а карусель была здесь, в настоящем. Поэтому Степа и думать забыл о своем желании учиться.