Судьба и другие аттракционы - Дмитрий Раскин

Но гости мягко, деликатно, со всеми расшаркиваниями настояли на своем. И надо признать, в этом была своя логика. В самом деле, куда их? Гостевой коттедж занят. Запихнуть всех троих в домик Мэгги? Ничего нет проще — разместить в домах тех, кто сейчас в космосе, но неловко, там же вещи, быт… Получается, гости правы? А до них не сразу дошло из-за всеобщей радости, эйфории встречи.

— Почему они прилетели как только все наши вышли в космос? — сама не зная зачем, спросила Ульрика.

— Мы погостим у вас три дня, если вы не против. — Пояснял отец Габриэль.

— Против. Конечно же, против, — возмущался профессор Снайпс. — Покрыть такие расстояния, рисковать…

— Дети мои, ну какой же тут риск! — умилился отец Габриэль.

— И всё ради каких-то несчастных трех дней! — продолжал своё Снайпс. — Это немилосердно. Не по-христиански, в конце-то концов!

Переглянувшись со своими, отец Габриэль сказал:

— Мы останемся на неделю.

— Ура! — обрадовались все.

Правда, в криках Энди была и какая-то ироническая нота, но это, скорее, самоирония, у него же это на автомате.

Вот уже и Джон Керенджи поднимается в звездолет. Глеб смотрит на его могучую спину. При росте за метр девяносто в нем килограммов сто двадцать как минимум. Он одевается так, чтобы мускулатура не слишком бросалась в глаза. Он явно ее затушевывает, но Глеб видит, что, несмотря на возраст (ему чуть-чуть за пятьдесят), это упругие, быстрые, взрывные мышцы.

Керенджи уже из проема люка повернулся к нему, сказал с простодушной улыбкой:

— Я был командиром отряда по экстраординарным ситуациям (космический спецназ), вышел на пенсию, у нас ранние пенсии, ты же знаешь, и вот, путешествую.

Уже вечером, когда они останутся одни, Глеб скажет Мэгги:

— Я точно знаю, у него на затылке не было глаз.

— А почему они не пригласили нас в свой звездолет? — вдруг поразилась Ульрика.

— Мы же не знаем, может быть, так на Земле теперь не принято? — пожал плечами профессор Снайпс.

Вечером Ульрика получила с Земли ответ на свой запрос насчет гостей.

— Надо же, как они быстро отреагировали! Исходя из того, что было утром, я думала, что НАСА соизволит ответить не иначе, как через месяц.

Биография каждого, с массой мелких, излишних подробностей. Всё правильно, всё сходится. Да, действительно, отец Габриэль, доктор Аврора Браун, отставной командир отряда «Космические волки» Джон Керенджи, тоже доктор.

Утро следующего дня они начали с экскурсии для гостей. Что творилось с профессором Снайпсом! Он как будто помолодел на двадцать лет. То есть стал таким, как вначале, когда только прилетел на планету, начал создавать свою станцию? На неделю забыть о неудачах и разочарованиях, надеть маску чудаковатого, не от мира сего ученого-энтузиаста, каким он всегда и хотел быть, но вот не сложилось… Эта его игра в себя самого, в лучшего самого себя, если точнее… Его недельная передышка перед этим их «последним шагом»? Глебу вдруг показалось, что профессор хочет не просто перевести дыхание, но отвлечься от сомнений насчет этого самого «шага». (Чем меньше остается времени, тем больше становится сомнений и у профессора и у Ульрики. Глеб пытался поговорить с Ульрикой, но она не сознавалась.)

Профессор выстраивал экскурсию так, чтобы не показывать племя альфа. У них-де сезонная миграция и вообще… Но гости вежливо, с улыбками и расшаркиваниями настояли. Это стиль, понял Глеб. И получится так, что все эти дни они вежливо добьются от них всего, что им нужно. А что, собственно, нужно им?! Глеб поразился, как ему этот вопрос не пришел в голову раньше. Как он не пришел в голову им всем? Гости прекрасные, чудные люди, и дело даже не в той эйфории, что вызвана неожиданным появлением на станции людей с Земли. Они действительно были такими: добрый, милый, чуточку старомодный (с точки зрения Глеба, у остальных несколько иное представление о старомодности) отец Габриэль, мужественный, сдержанный Керенджи, умная, умнейшая, мгновенно всё схватывающая Аврора Браун. Чуть суховатая, да. Но в этой ее сухости, замкнутости был свой шарм. (Во всяком случае, Энди решил, что так.) А само отношение их к хозяевам станции — столько добра, дружественности, может, даже и в самом деле, братства. Пусть отец Габриэль слишком, может быть, много говорит на эти темы. Но это опять-таки стиль, и только. Неуклюжий, неловкий стиль доброго человека, говорящего о добре. Они поняли так, и не придирались к стилю. («Это возвышает нас в собственных глазах, не правда ли», — иронизировал Энди.) Всё правильно, и всем хорошо, счастливо, радостно было в эти дни. Но их гости совсем не похожи на праздных туристов, на восторженных дилетантов.

— А почему мы вообще решили, что туристы должны быть праздными? — возмущался профессор. — Это же штамп. Понимаю, штампы бывают верными. Но этот, видимо, устарел, вот и всё.

— Не кажется ли вам, сэр, — говорит Ульрика, — что, судя по всем их вопросам, они как-то уж очень много знают про наши эксперименты, да и вообще про нас. — Ульрика взяла паузу, но сама же не удержала. — Подозрительно много. Неужели НАСА так охотно посвящает людей с улицы в такие детали?

— Ульрика, милая, — говорит Энди, — мы с тобой не были на Земле полвека, пропустили пару технологических революций, сколько-то экономических кризисов и духовных…

— Покороче, если можно, — перебила его Ульрика.

— Я к тому, — Энди как всегда доволен, когда Ульрика злится, — что на Земле вполне могли измениться представления о секретности и открытости, и о том, что есть такое «человек с улицы».

— Не до такой же степени, — сказал Глеб. — Ничего там на эту тему, в общем-то, нового не было.

— Оптимизм нашего милого Энди вызван тем, что на Аврору Браун, кажется, подействовали его флюиды.

— И что, ты ждешь, что я сейчас покраснею как мальчик? Нет, как скажешь, конечно, могу и покраснеть для вящего твоего удовольствия.

— Я бы хотел, чтобы Аврора Браун была в моей команде, — вдруг сказал профессор.

— Дело не только в ее квалификации, она действительно потрясает. — Ульрика демонстрировала широкий взгляд на вещи. — Но никакая квалификация не объясняет, почему она так много знает о том, что делается на станции, почему в курсе даже тех подробностей эксперимента, в которые мы не посвящали Глеба. Вам, профессор, не показалось, что, задавая вопросы, наши гости на самом-то деле знают ответы?

— Что? — недоуменно переспросил Снайпс.

— Но вы же так увлечены этой своей ролью, — не удержалась Ульрика. — Вам не до таких нюансов.

— Кажется, Ульри права, — ухватилась Мэгги.

Ульрика нашла слово для того, что сама Мэгги только лишь смутно чувствовала. Во всяком случае, с некоторыми вопросами космических туристов было именно так.