Проходящий сквозь стены - Александр Сивинских

— Яволь, сагиб! Заметано, — с вспыхнувшим энтузиазмом тявкнул он и задвигал хвостом. — Я буду смирней немой от рождения курицы, несомой на заклание. Я буду как в рот воды набравшая рыба. Я прикушу язык и ни за что, ни за что не разину пасть, ибо уста мои затворены печатью молчания. Кстати, Паша, мне это только чудится или от тебя на самом деле неописуемо, совершенно охренительно пахнет бабой?

Полностью восстать из руин мне, к сожалению, так и не удалось. Ни бравурная громкая музыка (я запустил «Легендарные марши Третьего рейха»), ни переодевание в свежую одежду, ни даже контрастный душ не возвратили душевного равновесия. Жерар добросовестно пытался развеселить меня анекдотами и забавными историями из своей долгой жизни. Врал он при этом, по-моему, безбожно. Но добился того лишь, что, выдав: «А еще был случай. Одна довольно именитая поэтесса, моя тогдашняя хозяйка, а шел, сколько помню, год тысяча девятьсот шестьдесят пятый, дожив до весьма уже преклонных лет полной затворницей и аскетом, вдруг страстно взалкала чувственной любви. И непременно с чистым впечатлительным юношей…», — был послан по известному адресу. С множеством мелких, уточняющих маршрут подробностей.

Спохватился я чересчур поздно. Пройдоха бес в мгновение ока уловил суть моего бешенства и противно захихикал.

— Башку оторву! — растерянно пообещал я. Презрев угрозу, псина повалился на спину и принялся дрыгать лапами, взвизгивая совсем по-человечески: «Так ты что, девственность потерял? Нет, серьезно? Со старухой? А мы-то все завистливо думали, что Паша у нас Дон Жуан де Казанова! А оказалось-то… Ой, не могу!» Веселился мерзавец так заразительно, что и я в конце концов не вытерпел — подхватил, захохотал вместе с ним.

— Учти, зверь, — сказал я несколько минут спустя, волевым усилием возвращая лицу суровое выражение. — Об этом никто не должен знать. Приказать не могу, но — прошу. Язык у тебя, конечно, как помело, и все-таки. Войди в положение. Должна же быть какая-то мужская солидарность. Договорились?

— Какой разговор, чувачок, мы же напарники! Будь спокоен, я — могила. Склеп! — выпалил он одним духом, старательно тараща на меня честнейшие глазки. Сразу сделалось понятно, что доступ в «склеп» будет открыт полный, причем для каждого желающего. С пространными комментариями экскурсовода по поводу захоронений. — А она была очень старая?

— Кто? А-а… Да нет, — сказал я небрежно, стремясь хотя бы этим подретушировать свой порядком поблекший портрет, на котором еще вчера блистал великолепный boulevardier[16]. — Совсем не старая. Вроде Софьи Романовны. Только телесно чуточку стройнее. В общем, крайне худая. И довольно красивая.

— Тощие — они в постели самые злые, — со знанием предмета заявил бес. — Верно тебе говорю. А еще…

Я взял его за загривок и, несильно встряхнув, сказал:

— Достаточно. Избавь меня от необходимости выслушивать эту похабень, — я смягчил интонацию, — напарник.

После чего погладил по головке и добавил ласково:

— А то утоплю ведь, как обещал. Тогда уж точно воды в рот наберешь.

— Ладно, ладно, молчу, — пискнул бес. — Только перестань, пожалуйста, держать меня на весу. Да поспеши, пока не стошнило. Я высоты и качки боюсь.

Пришлось опустить его на пол.

— Спасибо вам огромное, — сказал он ворчливо и, лизнув себе бочок, спросил: — Знаешь, кого ты мне сейчас сильно напомнил?

— Ну?

— Шефа. Один в один. То злишься, то хохочешь, то сотрудников тиранишь. Интересно, ты специально стараешься его копировать или это получается бессознательно? Думается мне, ты был обделен в детстве родительской нежностью, поэтому до сих пор ищешь во взрослых мужчинах замену недолюбившему тебя отцу.

— Сулейман — не мужчина, — отмахнулся я. — И вообще, угомонись наконец, психоаналитик доморощенный.

— Вот, помню, точно так же и Фрейд мне говаривал. Помалкивай, дескать, песик. Кто из нас врач — ты или я? А потом взял, да и опубликовал мои выкладки под своим именем.

— Ну, зверь, — сказал я потрясенно, — ты уж совсем заврался.

— Можешь не верить. — Кажется, он натурально обиделся. Дулся Жерар весь день. Даже Софья заметила, что между нами кошка пробежала.

— Что натворил этот проказник?

— Есть отказался. Сухой корм ему, видите ли, опротивел.

— Но Поль! Ведь он прав. Вот ты (она с первой минуты моей службы перестала обращаться ко мне на вы) мог бы кушать ежедневно одни сухари?

— Я — другое дело. Человек — венец творения, тонкий инструмент эволюции. А он всего лишь животное. Кроме того, я покупаю ему самое дорогое питание, специально для некрупных пород собак. Лучшие ветеринарные врачи гарантируют, что оно полезно и полностью удовлетворяет потребности организма. Не хочет доверять опытным собаководам, дело его. Будет голодать. Тоже полезно.

— Голодать он не будет, — твердо сказала Софья. — Я найду для него что-нибудь особенное. От чего он не сможет отказаться. Согласен, Жерарчик?

Бес изо всех песьих сил начал демонстрировать полное и безоговорочное согласие сожрать из ее рук что-нибудь особенное.

— Видишь, Поль?

— Да он же просто в вас влюблен, — сказал я. — И я его вполне понимаю.

— Ах, Поль! — Она погрозила мне пальчиком. — Будь осторожен. Я могу рассердиться. Флирт с руководителем — далеко за пределами твоей компетенции.

— Готов рискнуть, — сказал я. — Но не делать комплиментов очаровательной женщине, тем более комплиментов заслуженных — выше моих сил.

Она с улыбкой отвернулась.

Случился этот разговор часу в двенадцатом, а до того я успел пройти процедуру знакомства с домом и челядью Софьи Романовны. Дом, симпатичный двухэтажный особнячок (этакое шале альпийского стиля), расположенный в центре небольшого садового участка и окруженный приличной высоты новеньким кирпичным забором, был, очевидно, в недалеком прошлом детским садом. Прислуга же, которую Софья отрекомендовала «мои надежные друзья и помощники», вполне возможно, трудилась в этом детсаде, подбирая тогдашним хозяевам сопельки и кормя их кашкой. Во всяком случае, дамы. Горничная и кухарка.

Они были представлены первыми (просто Танюша и Танюша Петровна) и оказались женщинами средних лет и вполне заурядной внешности. Зато не таков был мажордом Анатолий Константинович, плотный представительный дядечка с седыми висками и холеным усатым лицом. Было заметно, что кухарка и горничная от мажордома просто без ума. Обе. И в жестоких контрах по этому поводу между собой. Он же — холоден и бесстрастен. Верный признак того, что почем зря пользуется слабостью воздыхательниц — как первой, так и второй.

Это объяснил мне мой лохматый напарник. Сам бы я до таких глубоких умозаключений вряд ли дошел. Кроме домашней прислуги была у Софьи еще и, так сказать, челядь мобильная, сопровождающая ее за стенами дома. Шофер и телохранитель. А теперь вот и я вдобавок.